Мы с Томом прошли через все испытания, выпадающие настоящим друзьям. Вскоре после окончания университета у Люси даже случилось помрачение ума из разряда «Я тебе не говорила, Фрэнк, что мне всегда хотелось с тобой переспать?».
Обычная, казалось бы, вещь, но мне тогда все было в диковинку. Я помню все странные, противоречивые детали. Мы сидели в темном индийском ресторане, и Люси прижала свою обтянутую чулком ступню к моей промежности. Пока Том шумно втирал моей девушке (Мэри на подходе к среднему периоду наших отношений) о юристах-наставниках, аренде и хитрожопых клерках-кокни, его невеста шурудила мои яйца большим пальцем ноги и таращилась на меня самым бесстыдным образом. В ширинке у меня стало тесно, словно ее набили мокрым песком. Мне повезло, что карьера Тома находилась на том этапе, когда он не мог говорить о ней без истерического восторга, потому что сам я говорить был не в состоянии. На следующее утро Люси позвонила мне прямо с работы и заявила, что мы должны встретиться. Я приехал к ней на квартиру в Хаммерсмит и признался, что тоже в некотором роде испытываю страсть, но, когда мы устроили шумную возню на кровати, я вдруг понял, что мне не хочется. Люси мне даже не нравилась. Мотивы, по которым я пустился во все тяжкие, были мне самому неясны, но ничего хорошего в них не было. В порыве суперменского благородства (и, признаться, чтобы скрыть внезапно пропавшую эрекцию) я отстранился от Люси, произнес возвышенную, но сбивчивую речь о верности дружбе, застегнулся и дал деру. Состоялось ли соитие? Люси наверняка сказала бы «да», определенная форма стыковки имела место, но я не уверен. Такой секс лишен своей первичной мотивации и завершения. В общем, я не уверен.
Оставь мы этот эпизод без продолжения, он со временем превратился бы в позабытый секрет. Но Люси не отступилась, и когда в следующий раз мы оказались у нее на квартире одни, то довели дело до конца. Мы трахались неуклюже, с закрытыми глазами и без особой радости, но все равно сильно возбудились. Мы оба чувствовали паскудство и низость, смешанные, однако, со странным ощущением взрослости — словно мы только что покинули замкнутый мир Оксфорда и погрузились в мир настоящий, где реальные поступки имеют реальные последствия.
Как бы то ни было, Люси одумалась довольно быстро («Кажется, Том как раз получил первый чек на крупную сумму?» — «Нет-нет, Фрэнк, ну зачем ты так?»), и нам пришлось пройти муторную процедуру искупления. Мы договорились встретиться в пабе, «где нас никто не знает», и Люси долго и тоскливо нудила о том, как она виновата, в каком она смятении и как она только могла подумать об измене Тому. Люси объясняла свое помешательство чрезмерной увлеченностью Тома карьерой, в которой ей не было места по определению. Она говорила, что хотела почувствовать надежное плечо, и, мол, я ей это чувство доставил. Выходит, весь эпизод был криком о помощи — как заведомо неудачная попытка самоубийства. Самоуважения мне это не добавило. Люси много плакала, а я смущенно озирался. У меня мелькнула мысль, а не взять ли ее прямо сейчас, тепленькую, влажную от слез, беззащитную? — но я сдержался. Да и куда мы могли пойти? Кроме того, она мне даже не нравилась. И потом, о Томе надо было подумать. И потом, и потом…
Видимо, она получила то, что хотела, потому что всего через несколько месяцев они поселились вместе, и Люси больше никогда не упоминала тот момент сомнений или паники, или что это было. Теперь они обзавелись «конюшней», купаются в самоуверенности и деньгах, ждут ребенка и незыблемы как скала.
Когда меня начинает доставать беспечная легкость, с которой Том идет по жизни, я, ужасаясь собственным побуждениям, вызываю из памяти причудливую авантюру с Люси. Получи, малыш, ниже пояса. Когда Том особенно оживлен и самодоволен, когда возносит до небес Люси, вот как сейчас, я смотрю на него в упор и думаю: «Эх, Том, Том…» — и скрепя сердце двигаю дальше.
240 фунтов в месяц
После обмывания беременности Люси если кто и нуждался в няньке, так это я. Слава богу, у меня имелся Генри, сосед по квартире, ее же владелец и постоянный источник строгой мужской заботы. Генри Стенджер всегда набирал хороший балл. Он, вне всяких сомнений, преуспел в жизни больше меня. Вот его расклад:
Итого: 59 баллов. Совсем неплохо!
Генри был милосерден в то утро, правда, он был милосерден в любое утро.
— Ну, поведай теперь свою версию событий. — Генри присел на краешек кровати с большой кружкой чая в одной руке и узловатой самокруткой в другой. Длинные вьющиеся волосы были, как обычно, заправлены за уши.