2,91 фунта
Я вспомнил, что предложил работу Сэди, и слегка скис. Попытка снять Сэди не зафиксировалась в памяти, но я не сомневался, что так все и было. После подобного поведения и прокола с Колином вряд ли у нее сложилось хорошее мнение о будущем начальнике. Я попросил Сэди прийти около шести тридцати, что оказалось очень кстати, так как, по словам повара Паоло, туповатая девица, которую я нанял неделю назад, позвонила и объявила, что увольняется. Она была из обычной обоймы — ирландка из Керри[31], но настолько ни черта не понимала, словно приехала с Крайнего Севера или родилась в четырнадцатом веке. Беспрерывно смолила у мусорных баков и тихо плакала в фартук Каких официанток я только не перевидал в «О’Хара» — вороватых, безъязыких, неграмотных, горластых, ленивых. На те деньги, что платил Барт, клевали лишь люди, не способные связать двух слов и с таким количеством прыщей, что их не пускали на порог даже в «Макдоналдсе». Сэди устраивала нас по всем статьям.
Она явилась, опоздав на десять минут, в грязном плаще и выцветшей черной мини-юбке. Я стоял у бара и расставлял белые пластмассовые цветы по вазам.
— Черт. Извини за опоздание. Заблудилась в Клапаме.
Сэди и виду не подала, что чуть меньше суток назад я пытался облизывать ее лицо.
— Ничего. Снимай плащ, я объясню тебе расклад.
Она была совсем рыжуха — волосы не соломенного цвета и не обесцвечены, а настоящего рыжего, ярко-оранжевого оттенка. Сэди забрала их назад в сложно заплетенный узел, но такая масть бросается в глаза, что с ней ни делай.
Я подвел Сэди к столику и сказал:
— Обеденная смена с одиннадцати тридцати до пяти, вечерняя — с пяти до одиннадцати тридцати. Блюда со скидкой прописаны на доске. Оплата — 2,91 в час.
— Да это ж курам на смех.
— Плюс чаевые. За день набегает больше двадцати фунтов.
— А что говорится в трудовом договоре на случай, если босс начнет приставать?
— Ну ладно, ладно… Я не обязан был принимать тебя на работу, сама знаешь.
Я сразу же понял, что сфальшивил.
— А я не обязана была соглашаться.
— Хорошо-хорошо. Но, может быть, мы… замнем… этот инцидент. Мне в самом деле очень жаль.
— Не жалей. Я была польщена.
— Правда?
— Да. Особенно когда ты сказал, что обычно не волочишься за рыжими и коллегами по работе, но я достойна исключения из правил.
— Неужели так и сказал?
— Уверяю.
— Плохо дело.
— Ничего, переживу. Как твое сотрясение мозга?
— Уже лучше. Сотрясения не было, я просто вырубился.
— Как дела с поэмой?
— Ты о чем?
— Ну, вчера ты заявил, что ты — великий поэт человеческой души. Мне просто интересно — успел ты накропать какие-нибудь стансы за сегодняшний день?
Я в глубокой печали уронил голову на локоть. Сэди рассмеялась. Она смеялась грязно и безжалостно, как мужик.
— Клиент пришел. Мне пора.
Часть меня отказывалась верить, что Генри ничего не выдумал. Я поразмыслил, не сунуть ли голову в печь для пиццы, но потом решил просто пойти курнуть у помойки. В течение следующего часа я мало разговаривал с Сэди, зато она, проходя мимо, каждый раз роняла: «Оказывается, великий поэт умеет делать коктейли!» или «Смотри-ка, наш Байрон тарелки протирает». По правде говоря, я стал относиться к ней теплее.
В восемь заявился Барт со своей шестеркой Брайаном. Такое случалось редко. Обычно Барт приезжал перед началом вечерней смены всем вставить пенделя, чтобы лучше работалось, но ужинать в собственном ресторане ему бы никогда не пришло в голову. Он в некотором волнении сел за столик у окна и жестом подозвал меня к себе.
— Стретч, как у нас дела на этой неделе?
— Хорошо. Тысяч десять уже сделали.
— Сколько смен отработал?
— Пока четыре. Как обычно.
— Твою мать, Фрэнк, а чаще ты выходить не можешь? У нас конкретно выручка больше, когда ты работаешь.
— Спасибо, добрый вы наш. Не могу я выходить чаще. У меня крыша поедет. И сверху ты не станешь платить. Я скорее в пидоры наймусь.
— Не дрочи писю, Фрэнк, сделай еще пару смен.
— Не-а.
— Как дела на этой неделе, говоришь?