Сэди кивнула, явно побуждая меня к дальнейшим излияниям. И меня понесло.
— Я тебе скажу, что я думаю. Честно скажу. Я хочу отправиться с ним в пеший поход на озера, куда-нибудь в Лэнгдейлские горы, посидеть вместе, чтобы все вышло само по себе. Я не знаю, почему именно туда, мы там были несколько раз всем классом, мне кажется, что место идеально подходит для таких разговоров. Просто и просторно. Ощущение такое, будто можно все сбросить и начать сначала. Я хорошо себе представляю эту сцену. Отец сидит, наклонив голову и сжавшись в комок. В порыве раскаяния из него текут извинения за то, что его вечно где-то носило, что семья каждые полгода была на грани нищеты, за то, что он не мог обеспечить надежность, бросил мать, когда она заболела, да и раньше бросал, за отказ взять на себя ответственность, хоть каплю ответственности. Он исповедуется, потом начнет всхлипывать, обнимать меня и просить прощения. Я, конечно, буду тронут, но некоторое время еще подержу его на расстоянии — суровый такой, но справедливый, ну, ты понимаешь, — и когда у него внутри останется одна пустота, когда он будет сломлен и раздавлен, я сделаю великий щедрый жест. В моем воображении я подношу к его поникшей голове фляжку с крепким чаем, и когда он отхлебнет чаю и плечи его перестанут вздрагивать, я обниму его крепко-крепко и скажу, что все хорошо, что я всегда его любил всем невзгодам назло, и что мы можем все начать сначала. Тут пойдет дождь, возвращаться мы будем в молчании, но в добром, душевном молчании, и, дойдя до шоссе, мы еще раз обнимемся, скажем, что не станем больше поминать былое, вдвоем благословим маму, решим звонить друг другу каждую неделю, и… и…
Я поднял голову и заметил, что Сэди смотрит на меня то ли сосредоточенно, то ли с недоверием. В моих глазах пульсировали горячие слезы. Я налил себе вина смочить пересохший рот.
— Вот… Извини. Я редко об этом говорю, ты меня задела за живое. Пойду умоюсь.
— Да, конечно, пойди, — тихо ответила Сэди.
Я проковылял в ванную и посмотрел на свое отражение. На губах лиловые пятна, зубы в средневековой патине. Я как следует сполоснул лицо холодной водой и посмотрел еще раз. Какому близорукому ангелу придет в голову идея трахаться из жалости с таким доходягой? Твою мать. Твою мать! Твоюматьтвоюматьтвоюмать.
Я тер губы зубной щеткой, пока они не онемели, потом вернулся в комнату.
Сэди уже надела плащ.
— Ты куда?
— Я лучше пойду.
— Не уходи так рано, давай фильм какой посмотрим, что ли.
— Прости, Фрэнк, но мне правда лучше уйти.
— В чем моя вина?
Сэди досадливо качнула головой:
— Ну что ты, Фрэнк Тебе надо побыть одному, ты только посмотри на себя.
Уже два раза смотрел, третий не перенесу.
— Это все от пирогов.
Сэди прыснула. Она не притворялась, смех из нее так и бил ключом.
— Извини. Нехорошо смеяться.
— Нет-нет, смейся на здоровье!
И она смеялась. Смеялась так неудержимо, что согнулась пополам, уперлась руками в колени, и ее блестящие волосы касались пола.
— Извини, Фрэнк Ох, извини. Я не должна…
Непонятно отчего, но я тоже начал смеяться.
Сначала слабо, пофыркивая, но через десять секунд я взвизгивал, икал и закатывал глаза как младенец. Сэди разобрало еще больше, она упала на пол и забилась в конвульсиях. Дергающаяся голова и дрыгающие ноги делали ее похожей на куклу, через которую пропускали электрический ток.
Через три-четыре минуты мы успокоились и ощутили неловкость, которая всегда остается после чрезмерного хохота.
— А-ах. Фф-у-у. Это меня на пирогах заклинило. Я не над тобой смеялась.
— Ничего. Глупая шутка. Кстати, как ты поняла, я об отце на самом деле почти не вспоминаю.
Сэди хохотнула еще раз и замолчала. Поднялась на ноги, посмотрела на меня, приподняв подбородок.
— Мне действительно пора.
Потянувшись, она крепко поцеловала меня в губы, которые тут же закололо точно иголками. Я попытался привлечь ее к себе, но без особого напора.
— Ой, нет, Фрэнк. В другой раз.
Сэди повернулась и вышла из квартиры, на прощанье помахав мне рукой в перчатке.
В другой раз. Самая обнадеживающая, остужающая, освобождающая и закабаляющая фраза на свете.
15 525 фунтов
Новогодняя ночь всегда была для меня пиком веселья со знаком минус. Но в этом году фальшивый новогодний пафос не вызывал щемящей тоски. Последние два года в сочельник я работал в «О’Хара» и наблюдал визгливое показное веселье, сохраняя изнуряющую трезвость. На этот раз Генри и Лотги уехали в Шотландию, Мэри, Том и Люси отпадали, а Сэди оставалась загадкой. Я решил взять отгул на несколько дней и провести их, как мне захочется.