Я просто кивнул, лишь бы избежать повторения непоняток в пабе. Флэш бился о стеклянную раздвижную дверь, отделявшую кухню от еще одной маленькой комнаты. В сочетании с подражаниями Бена Эвелин Гленни[77] возня Флэша успешно отвлекала меня от трескотни Сью.
— Я всегда считала, что лучше ехать через Бангей, и маме с папой так говорила, они теперь на севере живут, у Харрогейта, ты ведь сейчас там живешь, не так ли, Билл говорил, что в Лидсе, там сейчас, наверное, хорошо, но я думаю, где угодно будет лучше, чем в Хай-Элдере, где угодно кроме Пизенхолл а.
Сью рассмеялась громким невеселым смехом. Я мысленно решил съездить в Пизенхолл. Это место явно производило неизгладимое впечатление на всякого, кто там бывал. Я зафиксировал эту идею в памяти и сказал, что багаж принесу сам. Мне стало страшно, что Билл, вернувшись домой, обнаружит ребенка с засунутым в задницу деревянным половником, придушенную подушкой жену и труп гостя, разрываемый на куски собакой. Дабы избавтъ его от подобных неприятностей, я покурил, сидя в машине.
Сью не просто много говорила, у нее и вид был какой-то побитый. Билл написал в письме, что я ее не узнаю, но я узнал. Десять-двенадцать лет назад она принадлежала к генетическому пулу мышкообразных симпатяшек — маленькая, неброская, с которой, если оказаться на три недели в одной палатке в Пиринеях, как это случилось с Биллом, можно было даже покрутить шуры-муры. В школе Сью носила розовые пуховые гетры, что сразу же исключило ее из моего списка кандидаток, однако общим посмешищем она не была. Теперь Сью просела и разваливалась, как старый мост. Я, конечно, тоже не Аполлон, но обкромсанные волосы, отвисшие на заднице легинсы и тряпичный свитер — это уже слишком. Похоже, она завязала с сексом окончательно.
Я взял себя и свои позорные мешки в руки и вернулся на Сомму[78]. Почти одновременно со мной появился Билл. Он был в синей спецовке, серых вельветовых брюках и трехдневной щетине. Я вспомнил про избыток тестостерона в его организме и догадался, что на самом деле он не брился всего около часа. Билл поздоровался со встревожившей меня теплотой:
— О-о, Фрэнк, как я рад тебя видеть!
Он крепко заключил меня в медвежьи объятия, обдав запахом из подмышек, — я вяло ответил — и отстранил от себя, вцепившись мне в плечи.
— Как я рад встретиться. Десять лет!
Я не мог заставить себя посмотреть ему в глаза и осторожно вывернулся из его лап.
— Около того. Если не считать встречу в Найтс-бридже.
Так я пытался приглушить пафос и внести нотку реализма. Терпеть не могу ахи и охи.
— Да, но десять лет.
— Я вам чай приготовлю, куда ты дел пиво, Билл, я везде искала, нигде не могу найти, или ты хочешь кофе, Фрэнк, а может быть, «Рибены», ведь мы можем позволить себе «Рибену», правда, Билл, сегодня воскресенье, ой, кажется, мы уже всю выпили, я хотела купить новую, когда ездила в магазин, но у них был только облегченный вариант, а Билл такой не любит, слишком сладко, говорит, разницы, конечно, никакой нет, но попробуй ему что-нибудь сказать, когда ему вожжа под хвост попадет…
Билл поставил на пол ящик с инструментами и скинул спецовку, не обращая на слова Сью ни малейшего внимания.
— Пошли в паб.
— Ты уверен, что Сью…
— Да я не против, ступайте в паб, поговорите, у меня здесь много дел, у нас на ужин баранина, надеюсь, ты не против, Фрэнк, детям, конечно, пицца из французской булки, нормальную еду они не станут есть, а вы идите, идите в паб, я сама тут…
Билл метнул в нее удививший меня злобный взгляд.
— Молчу, молчу. Извините, что много болтаю. Старая глупая болтушка, правда, Бен?
Маленький адский барабанщик на мгновение остановился.
— Мам, да ты просто дура.
Сью то ли выдохнула, то ли засмеялась и выбежала вон из кухни.
Билл глянул на меня без попыток объяснить случившееся.
— Пошли в «Гусей».
Почти семьдесят
Билл предложил поехать в его машине. У него был чудовищных размеров старый фургон «транзит», который по совместительству, очевидно, служил сараем. Пол покрывали тряпки и газеты, на пассажирском сиденье стояли две лейки, на приборной доске лежал толстый слой листвы, рабочих рукавиц, опилок и банок с лаком. Под ногами у меня елозили кольца толстого резинового шланга. Я в раздражении пнул его. Билл резко остановил машину.
— Ты что делаешь?
— Тут то ли шланг, то ли еще что-то.
Билл взял шланг и забросил в глубь фургона. Дальше мы ехали молча, Билл то и дело, почти навязчиво, протирал волосатой тыльной стороной ладони ветровое стекло. В его профиле читались угрюмость и желание выпить.
78
Битва на Сомме (1 июля — 18 ноября 1916 г.) является символом бессмысленного кровавого побоища, где ни одна из сторон не достигла поставленных целей.