Мы вошли в паб, буйволы все еще были на месте. Мы направились к бару, и один из них что-то едва слышно сказал, все засмеялись. Билл зафиксировал их взглядом. Патлатый медленно поднял руку.
— Все нормально, Билли. Как дела сегодня?
— Хорошо, Лен. Тебе взять пива?
— Я даже не знаю, Билл. Мне сегодня ночью надо будет ехать мимо Пизенхолла.
Все остальные оскалились. Билл посмотрел на меня и покачал головой:
— Они эту комедию и с тобой разыграли?
— Похоже, что так.
— Ну как вы встречаете гостей, Лен?
— Просто он такой ло-ох, Билл.
На этом смех прекратился и все отвернулись, вновь образовав рваный полукруг. Билл заказал две пинты горького. Я хотел сказать ему, что не пью горькое в принципе, но промолчал, представив, какую реакцию это может вызвать у Лена. Мы сидели в углу. Я нарочно сел к Лену спиной. У меня была дурацкая привычка пялиться на людей, которые меня обидели. Не по злобе, скорее от завороженности. Наверное, мне хочется установить с ними контакт. Я вовсе не собирался оскорблять людей или побуждать думать обо мне плохо. Сюсюкаться с пьяными скотниками вовсе не входило в мои планы, тем не менее конфликт любого рода был для меня просто невыносим.
Билл все еще молчал. Он сидел, наклонившись над столом, и странно водил головой туда-сюда. Медленно, плотно сжав губы, поворачивал ее влево, пока не раздастся слабый хруст, потом точно так же вправо, опять до хруста.
— Ты здесь завсегдатай?
— Угу.
— Хороший паб. В Лондоне завсегдатаев больше не бывает.
— Лондон большой.
Я угостил Билла сигаретой. Курил он неумело, сжимая сигарету негнущимися пальцами, обстоятельно вдыхая дым и не закрывая рот после затяжки.
— Почему ты решил здесь поселиться?
Билл глянул на меня так, словно я высказал упрек.
— Детей растить, здесь детям лучше.
— Да уж, красота кругом неописуемая.
Сарказм до него не дошел.
— Я никогда не любил город. Даже Норвич оказался для меня слишком большим, а она… — он дернул головой в сторону окна, — и вовсе выросла в деревне.
— Ясно.
Я внимательно наблюдал за Биллом. Он прекратил растягивать шею и принялся водить пальцем по лужице пролитого пива. Широкое, осунувшееся до костей лицо. Лоб в швах-морщинах облепляли редеющие черные завитки волос. Билл выглядел внушительно и солидно. У некоторых (у меня особенно) преобладает аморфность плоти, придающая им временный, незаконченный вид, словно их сущность так и не вызрела. В Билле, напротив, была определенность и неповторимость, как если бы его личность дошла в своем развитии до конечной точки.
— Как дела с работой?
Билл тяжело вздохнул:
— С работой хорошо. Только никто не хочет покупать ее плоды.
— Ясно.
Билл немного ожил, начал излагать историю своей жизни, помогая себе руками, способными запросто задушить тигра, но поначалу не отрывая взгляда от стола.
— Сью говорила, и, наверное, она права, что продавать их надо в больших местах, в Лондоне, и я пытался. В прошлом году, когда мы встретились, я как раз ездил на мебельную ярмарку. Если честно, сплошное унижение. Люди ходят, смотрят — сначала на твою работу, потом на тебя — и думают: «И этот доходяга туда же лезет», потом идут дальше. Я никак не возьму в толк., я ведь верю в свой труд, но на ярмарке я себя чувствовал как на паперти — понимаешь? — словно люди останавливались перед моей экспозицией только из жалости, чтобы сделать мне приятное. Я помню их снисходительные улыбочки, взгляды поверх головы. Унижение одно, я тебе говорю.
— Продал что-нибудь?
— Дикость какая-то. Я заплатил сто пятьдесят пять фунтов, чтобы арендовать выставочное место на два дня, почти семьдесят заплатил за аренду фургона, а сам уехал после обеда в первый же день, сам все погрузил и уехал. Не выдержал. Я знаю, что неправильно сделал, но не мог иначе. Душевный покой важнее.
— А что за вещи ты делаешь?
Билл впервые посмотрел на меня прямо.
— Правильно. Ведь ты не видел моих работ, верно? Я покажу. Кстати, почему бы прямо сейчас не съездить? Мастерская недалеко.
— Конечно.
Мы оставили недопитое пиво и вышли на раскисшую от дождя «стоянку». Мастерская находилась в двух-трех милях по разбитой дороге. Рифленая железная крыша гремела под дождем, словно по ней колотили футбольные мячи. Билл открыл тяжелый висячий замок и толкнул дверь плечом.
— Тут у меня как бы демонстрационный зал.