Да я и есть для нее гребаный дедушка.
Надо бы помочь ей как-нибудь. Но чем? Что я мог предложить кроме добрых намерений и старой настольной лампы? И-эх.
Я не встречал более увертливого, игривого и прелестного зверька, чем она. Дебби была сексапильна до неприличия. Даже вспоминать ее больно — сердце сразу наливается нежностью и чувством вины. В свои девять лет Дебби была кожа да кости, но от бровей до пяток ее, как детеныша лешего, покрывал легкий белесый пушок Темносерые с металлом глаза достались ей от Билла, и она стреляла ими как из винтовки, убивая наповал укоризной с одного выстрела. Волосы ей стригла Сью, но, поскольку Дебби ни секунды не сиделось на месте, волосы были обкромсаны уступами, словно их обработали тупым негодным инструментом. Чем-то вроде ножа для писем или клыков Флэша.
Я понятия не имел, как себя вести с девятилетней девочкой. Что можно, что нельзя? Чтение газет во время обеденного перерыва в «О’Хара» не пошло впрок — я чувствовал себя в присутствии Дебби скованно. Изо дня в день газеты кормили читателей историями о растлении детей, смакуя детали, кто с кем и как, где, под чьей опекой, как часто, под каким предлогом. Они вызывали у меня страшную досаду. Я не подпускал Дебби слишком близко и смахивал ее со своих коленей, точно случайного паучка. Сью находила лишний повод придраться к бедняжке: «Ты что придумала, оставь дядю Фрэнка в покое, вечно к нему липнешь, иди сюда, перестань кривляться…»
Больше всего мне хотелось сгрести Дебби в охапку и звонко поцеловать в нос. А как же внутренние тормоза? А социальные работники и полиция на что? Чертова «Дейли мейл». Гадская «Сан», чтоб она сгорела. Они не только отнимали детство у детей, но и лишали радости общения с детьми доходяг вроде меня.
Я часто помогал Дебби делать домашние задания. Она была смышлена, но порхала от предмета к предмету как бабочка. Больше всего ей нравилось делать «проекты», материал она брала из программ телепередач, я помогал ей вырезать из журналов и наклеивать в тетрадь картинки. Руки у меня как крюки, и Дебби могла запросто обойтись без моей помощи, однако, по неизвестной мне причине, она считала мое участие важным. Кроме того, домашние задания готовились за столом или на полу гостиной, и дистанция между нами исключала дурные мысли или неправильно понятые действия.
Однажды вечером мы вырезали и вклеивали картинки птиц из старых журналов, которые ей дали в школе. Дебби то и дело пыталась мазнуть клеем по лицу Бена, а тому это даже нравилось. Бен в ответ громко комментировал ее интрижку с Кейтом Моттерсхедом.
С Беном я не сблизился ни на шаг, его родителям, похоже, это тоже не удалось. Любой диссонанс приводил Бена в восторг, он был счастлив, когда ему не мешали создавать шум. Жизнь в доме протекала на фоне непрерывного грохота, визга, завываний и подражаний полицейской сирене. На прогулке, когда не было под рукой ударных инструментов, Бен просто орал. Поначалу, пока я сохранял заблуждение, что Беном можно управлять, он приводил меня в изнеможение, но постепенно я привык и стал обращать на него не больше внимания, чем на мелкое недоразумение вроде назюзюкавшегося дядюшки на свадьбе.
Мюррей пребывал в жутковатом спокойствии и почти полной неподвижности. Сью постоянно наблюдала за ним краешком глаза. Я провел у них почти месяц, а припадков все не случалось, но чем дольше длилась фаза спокойствия, тем сильнее становилась уверенность, что она вот-вот закончится. Несмотря на двух поглотителей энергии, именно Мюррей с его сжатым до критической массы спокойствием отнимал у Билла и Сью больше всего нервов.
Я понял, почему Билл отделяет Мюррея от других в своих списках. С Дебби и Беном Билл вел себя отстраненно, зато проводил много времени с Мюрреем. Он сидел перед ним на полу и бормотал что-то ободряющее или просто смотрел на него, как выходящий из транса художник, завороженный собственным творением. Мюррей был ни на кого не похож, и Билл отдавал этой непохожести дань уважения и внимания.
С течением времени я начал замечать, что именно связывает Билла и Сью. Мне было жалко Сью — связь между ними держалась на ее преклонении перед Биллом, упорном нежелании признать, что он тоже может в чем-то ошибаться, хотя, с другой стороны, Биллу было так плохо, что нянька ему не помешала бы. Особенно Сью выпячивала его работу, постоянно твердила, что очень скоро он покорит Лондон. Билл только хмыкал и махал рукой в ответ. Сью была настолько бесхитростна и добра, что я устыдился своей первой реакции. С сексом она, возможно, завязала, но любви в ней оставалось еще очень много, а это, я думаю, самое главное.