— Все хорошо, Брайан. Я понял, понял.
— О-о, нет, парень, ни хрена ты не понял.
Под мышкой у Брайана пряталась короткая черная дубинка.
— На твоем месте я бы не стал больше убегать.
Он проводил меня до фургона и втолкнул внутрь. Барт встретил меня молча. Я сидел среди тряпок и липких банок с краской, и желудок мой скручивало от дурных предчувствий. В мозгу вспышками мелькали сцены предстоящего насилия, но я полностью с ним примирился. Лишь бы кончилось побыстрее. Они включили легкую музыку. Сначала передавали «Иглз», потом Джона Денвера, Барт фальшиво подпевал.
— Удиви меня еще раз, — просил «Иглз» с Бартом вкрадчивым диминуэндо.
Через лобовое стекло я мог следить, куда мы едем. В основном было видно нависшее небо, иногда серую пелену прорезали верхушки высоких домов. Фургон шатало и швыряло на большой скорости, наконец Барт резко свернул налево. Скорость снизилась до черепашьей, потом фургон мягко повернул направо и остановился. Они вышли и топтались, что-то бормоча, снаружи, словно обговаривали последние детали. Но вот Брайан открыл заднюю дверь:
— Выходи, голуба.
Нас окружал новый, ухоженный жилой массив с невысокими домами из добротного красного кирпича — размашистое факсимиле мещанского района. Окна закрывали вычурные тюлевые занавески, по подоконникам лепились фарфоровые таксы и хрустальные балерины. Мы явно находились в Южном Лондоне, так как не проехали и десяти минут, но для меня что Лондон, что Минск — теперь было все равно. Наш брат, выходец из среднего класса, даже если за душой остается всего сорок три пенса (как у меня), не заглядывает в жилмассивы. Даже в такие, где есть тюлевые занавески и коллекции статуэток Мне и встречать-то никого из живущих в жилмассивах не приходилось. За десять последних лет я точно никого не встречал, кроме Барта и Брайана. Теперь меня привезли сюда навешать кренделей, и вряд ли после такой рекламы мне захочется бывать здесь чаще. Брайан, легонько придерживая меня за локоть, потянул к боковому входу одного из домиков. Барт повозился со связкой ключей, тяжелой и костистой, как набалдашник палицы, и впустил нас внутрь.
Кухня сияла чистотой: линолеум розовый с бежевым, шкафы из фальшивого красного дерева с окошками в фальшивых свинцовых оправах, стойка из фальшивого мрамора с фальшивыми глиняными горшками. Я успел разглядеть, потому что меня оставили одного на несколько минут. Наверху, очевидно, шел серьезный разговор. В кухню в распахнутом кожаном пальто вошла Мосасса, подружка Барта, у нее была задница размером с бочку и полинезийско-кубинская внешность. Мосасса сгребла со стойки какие-то ключи и глянула на меня. Изогнутая бровь и скривившиеся губы демонстрировали сочувствие и сожаление.
— Мне очень жаль, милый.
Она вышла раньше, чем я успел ответить, и меня тут же позвал в комнату Барт.
Я вошел спокойно, но во рту пересохло. Барг присел на корточки у стереосистемы, поставил Селин Дион, увеличил звук и указал мне на стул перед камином.
— Вот беда, Фрэнк, не следовало тебе сюда возвращаться, сам знаешь.
Я не мог придумать, что отвечать.
— Ведь ты хороший парень. По тебе не скажешь, что ты на такое способен.
Барт говорил озабоченным тоном, от которого меня пробирала дрожь.
— На что именно?
— Какого хрена, не прикидывайся дурачком, Фрэнк Сорок штук Нельзя смываться, когда ты должен сорок штук Нельзя просто так взять и смыться.
— Сорок штук?
— Да ладно, не ломай комедию. Ты же не дурак До Тони мы тоже еще доберемся.
Я посмотрел на свои руки, вцепившиеся в брюки на промежности. Тони, вот дуралей.
— Если ты их вернешь, все будет путем. Все забудем.
Завывания Селин Дион достигли критической точки. Они увлекали меня за собой, не позволяя сосредоточиться на теме разговора.
— Фрэнк, скажи что-нибудь. Где деньги?
— Не знаю.
— Подумай, Фрэнк.
— Нет, я правда не знаю.
— Куда ты их дел?
— Звучит слабо, но… я их не брал. Я понятия не имею, где они.
— Ну да, конечно. На другой день, как ты пропал, Тони Линг тоже пропадает, сорок штук пропадают, а ты ничего не знаешь.
— Честно, Барт, я не знаю.
— Скажи, где деньги, Фрэнк, и все будет нормально, — угрожающе промурлыкал Брайан.
Я покачал головой. Барт понизил голос:
— Второй вариант тебе не понравится, Фрэнк.
Я поднял голову и развел руками:
— Послушай, Барт. Нет у меня никаких денег, ни сорока тысяч, ни сорока фунтов. Даже сорока пенсов нет. Я не брал. Честное слово. Да мне бы и духу не хватило.