Барт покачал головой.
— Я тебя что-то не пойму. До этого ты был классный парень, Фрэнк, или я думал, что классный. Нормальный, конкретный парень. Ну что ты затеял? Пытаешься сам себя загнать в жопу? Ты этого добиваешься? Ты же не дурак, чтобы делать ноги с бухгалтером-китайцем, прихватив сорок тысяч. Ты не мог не знать, что фокус не выгорит. Это — Лондон, и это — реальность. Мы здесь, и ты с нами, это — реальность.
Барт для доходчивости постучал мясистой лапой по подоконнику.
— Некоторые могут не знать, но ты не настолько глуп.
— Видимо, настолько.
— Значит, ты не собираешься возвращать деньги?
— Я же говорю, я хотел бы отдать, да не могу.
— А что Тони Линг? Не надо мне говорить, что ты не знаешь, где он.
— Послушай, давай мы закончим эту волынку?
— Закончим, не волнуйся.
Барт подошел вплотную, наклонил бычью башку.
— Если мы не найдем Тони, то займемся тобой.
Дыхание Барта пахло мятой. Он был помешан на личной гигиене. Личная гигиена — уродливая сестра необузданной агрессии. Барт отступил назад.
— И последнее, Фрэнк. Не вздумай идти к легавым. У нас куча людей, которые горят желанием устроить тебе подставу.
— Как это? Я действительно…
Барт начал загибать пальцы.
— Три месяца брал деньги из банка, иногда по пять тысяч в неделю, все наличкой, без записей. У них есть видеозаписи из банкоматов и кассовых залов, у меня везде приятели. Тебе крышка.
— A-а, какой я дебил.
— Дошло.
Барт распрямился, потер лицо ручищами-отбивными.
— Барт, могу я тебе задать пару вопросов?
— Только быстро.
— Как та меня нашел сегодня утром?
— Ребят в «О’Хара» проинструктировали, чтобы тебя высматривали. Мы знали, что ты рано или поздно появишься.
— Какой дебил.
— Все?
— Последний вопрос. Как ты умудрился разориться?
— Я не разорился. Это — маневр.
— Значит, тебе эти сорок штук не нужны вовсе?
— Не говори глупостей, Фрэнк.
Я подумал и сунул руку в карман пальто.
— Кстати, Барт, у меня для тебя есть подарок.
Я вытащил карикатуру Сэди, где Барта пялил в зад дьявол. Он посмотрел на нее и только покачал головой.
— Это я нарисовал.
— Ну, Фрэнк..
Барт тщательно задернул шторы, чтобы в комнату не проникал ни один луч дневного света, и вышел из комнаты. Брайан встал, расправил плечи и взял дубинку с фальшивого дивана.
Я успел подумать о трех вещах Во-первых, что смогу перенести все, лишь бы не раскрошили зубы. Во-вторых, спасибо тебе, господи, что все кончилось. В-третьих, что воистину больше всего на свете я ненавижу Селин Дион.
Ноль
Брайан сделал свое дело тщательно, не пропустив ни одной части тела. Работа профессионала — не искалечил, но и места живого не оставил. Когда я очнулся в больнице, правая рука была на перевязи, лицо в тампонах и пластыре, в груди саднило при каждом вдохе, ноги опухли и затекли. В приступе паники я ноющей от боли правой рукой пересчитал зубы — все на месте. Меня переодели в пижаму. Пижама пахла грудными младенцами и прачечной. На соседних койках никого не было — просто чудо, — зато чуть дальше в палате кипела бурная деятельность, как на автовокзале в Дели. Люди толкались, слонялись, чихали, кричали и плакали. Благослови, господи, общественное здравоохранение, сокровище нации, твою мать.
Я попытался вытянуть шею и посмотреть на часы. Брайан и до шеи добрался. Не пренебрегая мелочами, он сделал так, чтобы я мог только ворочать глазами, и любое другое движение причиняло боль. Уставив глаза в горчичного цвета потолок, я начал тихо смеяться. Грудь разламывало от боли, отчего позывы на смех только усиливались. В поле зрения появилось лицо чернокожей медсестры. Табличка, пришпиленная на пышной груди, сообщала, что сестру зовут Крессида.
— Боже, сэр, у вас нет повода для смеха.
— Который час?
— Почти три.
— Что здесь делают все эти люди? У вас тут как в лагере для беженцев.
— Пришли навестить друзей и близких, это не запрещено. К вам тоже, наверное, скоро придут.
— Мне бы вашу уверенность.
Сестра поправила мою постель и положила холодную ладонь мне на лоб.
— Что с вами случилось?
— Полез в драку и проиграл.
— Да-а, дела…
— По правде говоря, я даже ни разу его не достал.
Сестра укоризненно хмыкнула и разгладила рукой свою грудь.
— Ничего страшного. Одни синяки и ссадины. Есть хотите?
— Нет. Как я сюда попал?
— Вас нашли у входа в приемный покой. Какая-то добрая душа сжалилась.