— Поликарп Александрович! — страстно перебил Никифоров. — Когда ребята увидят кирпич, они все заинтересуются. Все! Это же такое изобретение!
«Интересно посмотреть, что это за кирпич такой», — подумал Птаха.
Глава двадцатая
В этот день врачи разрешили родственникам первое свидание с Иваном Дмитриевичем.
Когда Василиса Федоровна, Вася и Коля вошли в палату, Фатеев лежал без движения и смотрел в потолок.
Мальчики хотели броситься к больному, но мать удержала их. Она подошла к мужу и тихо сказала:
— Ванечка, это мы пришли.
— Вот видите… — только и ответил он.
— Ты не убивайся.
— Не надо, Ася. Знаю… Расскажите, что у вас там нового? Ты, Василий, расскажи, как у вас первый день занятий прошел.
Вася пододвинул стул поближе к постели отца и начал рассказывать. Говорил он сбивчиво, несвязно, не спуская глаз с отца, с его исхудавших рук, которые недвижно лежали поверх одеяла. Туда же, где должны были быть ноги отца, Вася смотреть боялся.
Выслушав рассказ сына о статье академика Обручева, о путешественниках в третье тысячелетие, Иван Дмитриевич задумчиво проговорил:
— А вот мне, ребята, не на чем идти в третье тысячелетие. Не дойду…
И Коля подумал: «Сдался Иван Дмитриевич. Прав был учитель». Никифорову стало досадно, что Фатеев не оказался ни Николаем Островским, ни Маресьевым. Однако тут же он вспомнил слова Поликарпа Александровича о том, что не у всякого человека найдется достаточно духовных сил, чтобы противостоять такому несчастью.
— Ну, что еще у вас там нового? — так же не глядя на ребят, спросил Иван Дмитриевич.
Вася задумался.
— Ты про Птаху расскажи, — подтолкнул его Никифоров.
Вася оживился. Он подробно рассказал о том, как Птаху утром вызвали к новой директорше и как он от нее не вернулся. Все думали, что Мишу послали за матерью и что после уроков он зайдет в класс за портфелем. Но утром новенькая, Губина, заглянула в Мишину парту и объявила всему классу, что портфель Птахи лежит как лежал.
Кто-то предположил, что Птаху выгнали из школы. И все его жалели и говорили: «Он ничего парень. Пусть бы учился». Кто-то предложил отдать Птахин портфель Поликарпу Александровичу. Но Губина сказала: «Я его сама ему отдам».
Волновался и Поликарп Александрович. Он ходил к Птахе домой, но дверь оказалась на замке.
— Это тот Птаха, у которого отец на фронте погиб? — перебил сына Иван Дмитриевич.
— Этот, этот Птаха! — поспешил подтвердить Вася.
Фатеев тихо проговорил:
— Хулиган он, конечно. А человеком мог бы стать. Жалко. — И добавил с укоризной: — А вы-то…
Фатеев, видимо, сильно утомился, замолчал. Все тоже замолчали. Каждый углубился в свои мысли.
Во время свидания Иван Дмитриевич ни разу не обмолвился о своем электрическом кирпиче.
«Ну, теперь все пропадет. Раз сам Фатеев от своего изобретения отказался, нам уже ничего не сделать. Кто у нас в электричестве понимает? Никто. Не сможем мы сами изобретать. А к Фатееву в таком положении даже стыдно привязываться… Так все и забудется…» — размышлял Коля Никифоров по дороге из больницы домой.
И действительно, шли дни… События школьной жизни захватывали ребят. Даже Никифорова.
Глава двадцать первая
День выдался ветреный, и по асфальту, обгоняя Варвару Леонидовну, шурша, катились желтые хрупкие листья.
Возвращаясь из роно, Фомичева на противоположной стороне улицы заметила Птаху. Шел он быстро, должно быть куда-то спешил, но по всему — и по сосредоточенному, насупленному лицу, и по поднятому вороту пиджачка, и по тому, как опустились плечи, — было видно, что ему невесело.
Фомичева остановилась и долго смотрела вслед удалявшейся ссутулившейся фигурке: «Куда, интересно, он идет?»
Птаха скрылся за поворотом.
На лестничной площадке второго этажа Варвара Леонидовна задержалась перед дверью своей квартиры, чтобы перевести дыхание и найти в портфеле ключ. Открывая дверь, она заметила, что в дырочках почтового ящика что-то белеет. «Газеты уже были. Значит, письмо».
В ящике действительно было письмо. По почерку Фомичева сразу поняла от кого. Писала племянница, дочь старшей сестры Веры — Галя. Галины письма всегда были грустными, полными будничных забот. Жила племянница с сыном Валеркой в Тамбове. Муж ее Сергей, танкист, погиб в сорок втором году под Сальском, и Гале нелегко было одной воспитывать сына.