Выбрать главу

— Если нужно, увижу.

— Не пойдет Птаха…

— Говорю — значит, пойдет.

Наташе необходимо было повидать Птаху. И вдруг такой подходящий повод!

В начале года многие отряды дружины стали переписываться с болгарскими пионерами. Писем из Болгарии приходило все больше и больше, и делопроизводитель, наконец, заявила, что разносить их по классам у нее нет времени. Наташа взяла эту работу на себя.

Каждый раз, разбирая письма, она с трепетом искала повестку из суда. «А ведь за повестку надо расписываться, — с ужасом думала Наташа. — Распишусь! А что потом? Никто в суд не пойдет, и могут позвонить по телефону…»

Об этом Наташе нужно было сказать Птахе.

— Может, нам вместе к Птахе пойти? — предложил Коля.

— Нет, нет! Я сама!

И, распрощавшись с Колей, Наташа зашагала домой.

На другой день Наташа отправилась к Птахе. Наслышавшись о негостеприимном Птахином дворе, она решила ни с кем из местных ребят в разговор не вступать, а идти смело, так, словно дорога ей давно знакома.

Когда Наташа вошла во двор, где жил Птаха, ребята были заняты своими делами. Стайка сорванцов с гиканьем бежала за кошкой, запряженной бечевками в консервную банку. Подпрыгивая на камнях, банка громыхала, приводя в ужас тощую взъерошенную кошку. На горке бревен сидели мальчишки постарше. Они оживленно разговаривали о чем-то своем, не упуская, однако, из виду кошачью упряжку.

Наташа постучала в низкую, растрескавшуюся дверь, на которой белилами была намалевана большая неуклюжая цифра «5». Из-за двери послышался голос Птахи:

— Ну, кто там?

Наташа вошла. Птаха сидел на табуретке посреди маленького коридорчика и строгал большим кухонным ножом палку. В коридорчике плавал сизый табачный дым, а на лавке, где стояли ведра, лежала дымящаяся папироса.

Увидев Наташу, Миша растерялся и привстал:

— Ну, чего пришла?

— Здравствуй! И надымил же ты! Хоть топор вешай!

— Это уж мое дело. Пришла-то зачем?

— Насчет повестки. Сам же просил.

Миша побледнел:

— Прислали, значит?

— Да не прислали.

Птаха облегченно вздохнул:

— То-то же! Капитан врать не будет.

Миша отодвинул табуретку и уже приветливо сказал:

— Чего на пороге стоишь? В комнату пойдем. Хотя она у нас одна…

— Ну и что ж! Вот у меня отец — депутат Верховного Совета, а мы тоже в одной комнате живем, — ответила Наташа, входя вслед за Птахой в его скромное жилище. — И то комнату дали, когда я приехала, а то в общежитии жил бы.

Миша даже приостановился от неожиданности:

— У тебя отец депутат? Верховного?

— РСФСР.

Наташа присела на шаткий венский стул, стоящий около единственного в комнате стола. Стол был покрыт старой клеенкой, на которой виднелся след от горячего утюга и темнело немало чернильных пятен.

Над столом в простенькой деревянной рамке висела фотография военного. Снят он был в полный рост на фоне красивого озера, по которому плавали грубо намалеванные лебеди. На груди военного было два ордена Славы. Заметив, что Наташа смотрит на фотографию, Птаха с гордостью сказал:

— Отец мой! Два ордена Славы имел. Третьей и второй степени.

— Ну, а как у тебя-то дела? — спросила Наташа.

— Утряслось. Замнач отделения капитан сказал: «Под суд не отдам. Солдатский сын! Ну, а если повторится, — говорит, — своей рукой, по-отцовски, ремнем перепояшу…» Боялся я его! Вообще-то он хороший!

Помолчали.

— Нового-то чего у вас? — спросил, наконец, Птаха.

— Все новое. Я вот двойку, например, по математике получила.

— Ты? Двойку?! У Поликарпа! Нехорошо… Он дядька стоящий…

Миша вдруг остро вспомнил школу, класс, ребят. И неизведанная доселе тоска защемила его сердце.

Слоняться по городу ему надоело. Участковый милиционер теребил: почему, мол, не работаешь и не учишься? Бранила мать. Вернуться же в школу Мише не позволяла гордость.

— Значит, учитесь, говоришь… — сказал он.

— Слушай, Мишка, — неожиданно сказала Наташа. — У нас к тебе серьезная просьба: фатеевскому отцу помочь надо.

— А чем помогать-то?

— Он сделал важное изобретение, и теперь наши ребята — Никифоров, Зимин, Мухин, Васька и я помогаем ему начинять пластинками электрические кирпичи.

— Мне Никифор когда-то говорил. Я-то думал, что это так, для оживления пионерской работы, что называется, меня Никифор агитирует. Силен мужик Фатеев.

Птаха задумался.

— Для оживления… Когда мне Колька сказал, что ты помогать отказался, мне даже обидно за тебя стало. Ну, думаю, не человек, значит, Мишка. Инвалиду-изобретателю отказался помочь…