И это было еще не все. Санберн выдал на левый дисплей данные по топливу. До стамбульского аэродрома, Бастиона, хватало, да. Но вступать в бой, когда обязательно придется давать форсаж, хотя бы на несколько секунд, с таким остатком не хотелось. Кроме того, топлива уже не хватало на то, чтобы лететь, нарезая круги вокруг Слишком Мертвого, поддерживая скорость, на которой есть смысл вступать в бой.
Слишком Мертвый... Крейсерская скорость Мэри Джейн составляла почти тысячу километров в час. Улизнуть на ней куда-нибудь в Черное море было несложно. Но Слишком Мертвый со своим прямым крылом и слабыми двигателями был почти что вдвое медленнее. И теперь Мэри Джейн тянулась рядом с ним, почти что крылом к крылу. А что делать?
Как все делалось в эпоху империй? Навстречу возвращавшимся — с пустыми пилонами, с полупустыми баками, с врагом на хвосте — вылетали встречающие, новая волна истребителей, с полным запасом топлива, с полным боекомплектом и очень злыми летчиками, которые рвались в бой: их оставили на подхвате и они надеялись, что им достанется хоть немного драки. А о цифрах топлива можно было не беспокоиться, потому что как раз в нужном месте — стоит лишь настроить частоту радиопеленгатора — всегда можно было обнаружить неторопливо летающий кругами Ил-78, или «Стратотанкер», или даже «Экстендер». Немного напряженного, очень сосредоточенного пилотирования — и твои баки вновь полны.
Но сейчас времена другие. Удивительно было уже то, что Рэйзорбэк сумел договориться с «Ред Эйнджел» о поисково-спасательной операции, если Санберна или Скайларк собьют. Рассчитывать на что-то еще было просто бессмысленно.
Скайларк прекрасно все это понимала. Прекрасно.
Санберн видел, как она время от времени посматривает на Мэри Джейн, занявшую позицию слева, в строе фронта. Пожалуй, посматривает чаще, чем требуется. И вдруг понял, что Скайларк просто нравится смотреть на них с Мэри Джейн.
Потом Скайларк сказала неторопливым, спокойным тоном:
— Грифон-1-2, Грифон-1-1. Предлагаю разделиться до посадки.
Санберн отвечал точно так же неторопливо, на официальный манер, но при этом ничуть не задумавшись над ответом:
— Грифон-1-1, Грифон-1-2. Ясно вас слышу. Не подтверждаю.
И это были единственные слова, которые понадобились Санберну и Скайларк. Ни тогда, ни потом им уже не было нужды что-то объяснять друг другу.
На земле их встречали все: и Рэйзорбэк, и другие летчики, и техники, и охрана — вообще все, кто только был поблизости. Слишком Мертвый докатился до стоянки, Скайларк помогли снять шлем, она спустилась из кабины.
И вдруг Санберн увидел, что стоит в отдалении от основной группы людей. Сам не заметил, как такое получилось. И Скайларк идет не к ним, встречающим, а именно к нему.
Сначала он стоял неподвижно, потом медленно сделал шаг ей навстречу. Потом другой.
Поцелуй обжег его. Он тоже крепко обнял Скайларк, они глядели глаза в глаза и голубой лед сверкал солнечным, нестерпимым блеском.
— Извини, — сказала Скайларк почти что невозмутимо, — это было нервное. А вот сейчас...
И они начали целоваться по-настоящему. Санберн глянул, но увидел, что ее глаза закрыты, даже зажмурены, из них текут слезы и тут же закрыл свои глаза, а все, кто был на аэродроме, молча смотрели на них, не отводя взглядов.
Интерлюдия
Хромой сидел за рулем и смотрел на звезды.
Ночи везде разные. Вот эта, звездная, турецкая. Или европейская. Зимняя. Хмурая, сырая. Разные. И одинаковые. Волчье время.
Рация пиликнула сигналом вызова и раздалось:
— Хромой, я Мушкет. Она у «Селима», подтверждаю.
— Точно? — ответил Хромой.
— Точно, командир. Сколько пробудет, неизвестно.
— Мушкет, хорошо. Ждем, торопиться некуда.
Джип затормозил резко — тормоза скрипнули.
— Вот и приехали в наш гадюшник, — прокомментировал Санберн. — Вылезаем, радость моя.
Санберн, Скайларк и еще три человека спрыгнули на землю.
— Мы не опоздали? — спросила Скайларк.
Первое время ей не очень нравилось, когда Санберн говорил «радость моя», но теперь она вроде даже привыкла; если бы он вдруг перестал к ней так обращаться, пожалуй, стало бы хуже.
— Нет, мы вовремя. Она всегда чуть пораньше приезжает. Гляди, — Санберн показал на маленькую автостоянку «Селима».
На ней, напрочь затмевая все, что там стояло, красовалась чудовищная по виду «Ямаха». Спорт-байк.
— Ого, — сказала Скайларк. — Это ее?
— Ну.
— Санберн, хочу в журналисты. Кажется, мне летать надоело.
— Ты только не забудь обзавестись таким же папой, как у нее. Без этого, хоть журналист, хоть нет, тебе такое вряд ли выдадут.
— Да, тут уже сложнее, — согласилась Скайларк. — Богатая девочка?
Телохранители взяли их в треугольник и вся компания двинулась к дверям, над которыми ярко мигало неоновое «Selim"S».
— Ага. Но в самолетах более-менее разбирается. Говорят, у нее даже есть лицензия частного пилота. Я этой лицензии не видел, но что делает в самолете ручка управления, она знает. И что такое менеджмент энергии в маневренном бою тоже, не поверишь.
— Надо же, — отозвалась Скайларк.
Телохранитель, возглавлявший процессию, толкнул дверь, и все вошли.
О баре «У Селима» упоминалось чуть ли не в каждом номере «Садден Дэс». Этакий ковбойский салун, только вместо ковбоев летчики-наемники. Пьяные летчики устраивают грандиозные драки, а если что, то могут и схватиться за пистолеты. В темных углах сидят «фиксеры» — посредники, через которых и заключаются новые контракты. И, конечно, где-нибудь обязательно найдется журналист «Садден Дэс», берущий интервью у очередного удачливого наемника. Закончив с журналистом, наемник принимается раздавать автографы.
Примерно так это изображалось в журнале.
Но Скайларк уже знала, что настоящие фиксеры работают не в кабаках, а к любым дракам у летчиков отношение крайне прохладное: один дурацкий удар чем-нибудь по голове — и ты не пройдешь очередную медицинскую сертификацию, так что прощай работа, а всего-то навсего захотелось выяснить отношения.
Но что самое странное во всех этих делах — время от времени летчики и впрямь давали в этом баре интервью. Журналистам «Садден Дэс». Правда, выглядело это немножко не так, как писал журнал.
— А как? — спрашивала Скайларк.
— А вот увидишь, радость моя, — отвечал Санберн. — Мы с мисс Эринджер тебе все расскажем и покажем.
— Это ее так зовут?
— Ну да. Очень популярный автор. Многие только из-за нее журнал и покупают.
— Серьезно?
— Женщина, которая пишет на совершенно мужские темы, всегда пользуется бешеной популярностью, поверь. Ну, почти всегда. Иногда ее ненавидят. Но сейчас не тот случай.
Хромой не понимал, почему летчиков убивают так мало.
Дело не в том, что они не ходят опасно. Совсем не ходят. И не любят драться и стрелять. И их убивать легко. Нет. Просто их так мало. А тех, кто их ненавидит, так много. Он же всего один в своей кабине. Нажимает на какую-то кнопку, вниз падает бак с напалмом. Да, напалм. Волна огня по земле. Он видел, как это. И тут же десятки человек внизу, те, кто остался жив, ненавидят летчика. Вот этот огонь — он сам, как ненависть. Волна ненависти поднимается. И дым. Черный, жирный. Десятки сразу. Но молчат, не убивают, ничего не делают.
Хромой шевельнул правой ногой. Как обычно, когда думал о таком. Сколько ему тогда было лет? Мало. На земле. Желтенький такой цилиндрик. Ярко-желтенький. В кулаке умещается. Достало ума пнуть ногой. Потом говорили: повезло, что кассетная бомба, из которой он выпал, была противотанковой. Кумулятивные желтые цилиндрики. Только ступню оторвало. Был бы осколочный — и все.