Еще говорили: он желтый специально чтоб заметили и не трогали. Если бы кассетная бомба была с минами, был бы незаметный. Как камень. А они сверху тогда не минировали, а бомбили колонну. Все честно. Честно. Да. Для них честно.
— Штык?
— На месте, командир. Все тихо.
— Мушкет?
— Продолжаю наблюдение. Они внутри. Полагаю, еще не меньше часа ждать.
— Понял, Мушкет, продолжай.
— Вон она, столик у стены, — сказал Санберн, но это было излишне: телохранители заметили журналистку сразу же, как вошли.
Когда Рэйзорбэк вызвал Санберна со Скайларк и сказал, что им придется давать интервью «Садден Дэс», причем не на базе, а поехать к «Селиму», Скайларк удивилась. Она не испугалась, но странно было, что летчики так мало заботятся о своей безопасности.
— Знаешь, мне первое время тоже было странно, — сказал Санберн. — Вроде, ничего не стоит взять и перестрелять нас всех. Или до семей добраться, у кого есть. Нет, как-то вяло все по этой части. Бывает, но редко-редко. Никто и не беспокоится. Ты у нас, правда, особый случай. До тебя могут захотеть добраться. Но при этом мы еще и хотим показать, что никого не боимся. Поэтому интервью будем давать не на базе, а у «Селима». Но поедем туда не одни. Вот такой компромисс. Не хочешь ехать?
Он не сказал «боишься», чисто из деликатности. Скайларк не боялась. Она вообще мало чего боялась, а уж вместе с Санберном...
Они устроились за столиком: Санберн и Скайларк напротив мисс Эринджер, а телохранители — так, чтобы просматривать весь бар.
Санберн внутренне усмехнулся. Ему не первый раз приходилось встречаться с Эринджер и он всегда относился к ней с легкой иронией. Многие представители экстремальных профессий именно так относятся к тем, для кого экстрим — это хобби. Но сейчас все смотрелось особенно хорошо: слишком уж Скайларк и Эринджер были похожи друг на друга. У обеих тонкие фигурки, светлые волосы в похожих прическах. Чем-то схожие черты лица. Джинсы, кожаные куртки. Но у журналистки одежда дороже, а сама она как-то... ярче, что ли. Ярче именно в тех неуловимых чертах, которые сильно подчеркивают имидж. Забавно было думать, что из них двоих именно Скайларк — летчик-штурмовик, причем летчик исключительно высокого класса. Кто угодно, глянув на них, решил бы, что все как раз наоборот.
Санберн очень внимательно посмотрел на Скайларк. Та, моментально почувствовав его взгляд, обернулась:
— Что ты?
— Так...
Да, перепутаешь, но только если не смотреть в глаза. Если посмотришь в глаза, все станет на свои места. Но смотреть надо внимательно, да и то не каждый поймет.
— Добрый вечер.
— Привет, Джоан. Давно не виделись, — Санберн улыбнулся журналистке.
— Привет, Санберн, спасибо, что пришли. Здравствуйте. Можете звать меня Джоан.
Скайларк чуть замялась.
— Тебя, радость моя, будут называть, как и меня, по личному позывному. А уж имя тебе придумают.
— Ты серьезно?
— Ну мне же придумали. Конечно, серьезно. Своих имен мы все же не раскрываем.
Джоан Эринджер кивнула: да, все именно так, как и говорит Санберн.
— Давайте перейдем к делу, — сказала она и выложила на стол маленький диктофон. — Итак, я знаю, что вы совсем недавно вернулись из Африки, из очень успешной командировки...
— Не скажу, что неудачной, — равнодушным тоном отозвался Санберн. Улыбаться он перестал сразу после слов «перейдем к делу».
— Я обязательно задам вам несколько вопросов про ваш контракт, но вы сами понимаете, что основная тема моего интервью...
— Да, это мы. Наши отношения — уже не секрет, мы теперь звезды, — и Санберн обнял за плечи Скайларк, сидевшую рядом; его тон при этом оставался спокойным, деловым, вероятно, так бы он обсуждал новую боевую задачу.
— Да. Мы готовим кавер-стори для следующего номера.
— То есть, мы будем на обложке?
— Конечно. Обложка уже готова. Показать? — Эринджер потянулась к сумочке.
— А как же! Показывайте, конечно, — равнодушный Санберн неожиданно оживился. — Смотри, радость моя, вот это мы.
— Что значит «мы»?
— А то и значит. Мы же не можем светить наши настоящие лица. Поэтому вот эти актеры на фото изображают нас. Нет, слушай, ты все равно красивей.
На какое-то время в глазах Скайларк появилась растерянность, потом она посмотрела на Санберна уже с надеждой: он всегда выручал ее, значит и сейчас вытащит из этого сумасшедшего дома.
Но Санберн, явно не собираясь никого ниоткуда вытаскивать, продолжал глядеть на фото:
— Нет, все же молодец ваш Ледиман. Никаких соплей в сахаре. Короче, я доволен.
Фото и впрямь вышло отличное: мужчина и женщина в летных костюмах не обнимались и даже не держались за руки — они лишь обменивались короткими взглядами, но что это были за взгляды! А на заднем плане, в лучах солнца, стоял А-10 — пушкой в камеру — и, еще дальше, за его килями, F/A-18. Крылья истребителя были сложены, нос направлен чуть в сторону и это порождало совсем уж диковинные ассоциации: словно красавица то ли прикрывает лицо веером, то ли бросает косой взгляд сквозь длинные ресницы.
— Теперь все подумают, что я летаю на штурмовике, — сказал Санберн. — Ну и пусть себе думают.
— Сначала вопрос вам, — журналистка посмотрела на Скайларк. — Вы пришли в Стамбул, в Дипломатические силы Турции очень необычным образом. Из рядов IRS. Многие здесь считают IRS своим злейшим врагом. Расскажите нам, как такое получилось?
Скайларк давала интервью впервые в жизни.
— Потому что я из Абердина, — сказала она и замолчала.
А вот Санберну приходилось работать с журналистами раньше и он сразу увидел, как напряглось лицо Эринджер: хуже не бывает, когда в интервью вопрос оказывается длиннее ответа. Однако, проблема решилась быстро:
— Мы все помним 2008 год. Штурмовики IRS наносят удары по жилым кварталам Абердина напалмом, гибнут многие. С этого момента для вас все было решено. Вам всегда хотелось летать, но научиться можно было только в летных школах IRS, которые тогда как раз начали открываться. Я не ошибаюсь? — спросила журналистка.
— Да, — ответила Скайларк. — Только это были не штурмовики. Там было вообще все, что летает и с бомбами. Даже Ми-24 были. И это был супернапалм. С белым фосфором, с магнием. Металл горел.
Она замолчала, потом как-то отрывисто бросила:
— Фонарные столбы сгибались.
Санберн обнял ее крепче, Эринджер это заметила.
Конечно, Хромой часто думал, как это — быть летчиком. Ему приходилось быть пассажиром на самолетах и вертолетах. Бывал он и на авиасалонах, заглядывал в кабины. Шкалы приборов, экраны, кнопки, кнопки, кнопки...
И он не мог отделаться от мысли, что управлять такой машиной не может быть слишком уж сложно. Если бы это было так сложно, летчики стали бы избранными, особой кастой человечества. Они были бы ближе к Богу, чем другие. Избранный не может быть таким, какие они. Ну, может быть, немножко может. Но уж точно не станет сбрасывать напалм на людей. А если эти сбрасывают, значит, здесь нет никакой избранности. Обычное ремесло, да еще и грязное. Не может оно быть сложным.
Разумеется, он понимал, насколько нелепы его рассуждения.
— Мушкет?
— Командир, все без изменений.
— Многие говорят о мистической связи умов истребителей в паре. А вам, на истребителе и штурмовике, так легче работать вместе?