— Ты это расставишь в шкафу, — говорил мсье Леон.
Свои бутылки он поставил на стол в баре. Эмиль тем временем разглядел через стекло Селиту и подмигнул ей, улыбнувшись с радостным изумлением.
Селита знала, чем они оба занимались в погребе: наполняли контрабандным дешевым виски бутылки из-под дорогих сортов напитка. Конечно, это ее не касалось, но она не имела бы ничего против того, чтобы хозяин когда-нибудь попался, ибо всей душой ненавидела мошенников и обманщиков. Если и ей самой приходилось порой идти на обман, когда это было необходимо, то она ненавидела и себя.
К чему об этом думать? Закончив работу, она перекусила нитку. Юбка, которую она надевала каждый вечер уже три года подряд, изрядно пообносилась и долго не протянет. Красный цвет юбки при свете дня казался погасшим. Эмиль внизу делал ей какие-то знаки, которые она не могла понять, и, приоткрыв дверь, спросила:
— Чего ты хочешь?
Приложив палец к губам, он приглашал ее спуститься и не шуметь.
Ему было семнадцать лет, но он был настолько маленьким и тщедушным, что ему можно было дать пятнадцать, и все обращались с ним как с мальчиком. Он помогал мсье Леону делать закупки во второй половине дня, затем прыгал от машины к машине, подсовывая под «дворники» рекламные проспекты, прославляющие «Монико».
Вечером и ночью до четырех утра, утопая в слишком большой для него униформе, он стоял перед входом, открывая дверцы автомобилей и сопровождая посетителей в кабаре.
В данный момент он торчал у небольшого круглого отверстия, проделанного в двери, выходящей в зал. В него было видно, что там происходит.
Селита пропустила начало, но совсем немного, судя по тому, что она услышала. Обе уборщицы продолжали работать. В центре помещения, освещенного дневным светом, стояла молоденькая девушка с перепуганным видом. Глядя на нее, никогда не подумаешь, что она может оказаться здесь, в кабаре. Она была бы уместнее в толпе любопытных, восхищающихся брачной церемонией.
Мсье Леон, без пиджака, в рубашке с засученными рукавами, стоял, прислонившись к стойке, и внимательно разглядывал гостью тяжелым и медленным взглядом.
— Кто тебя сюда прислал?
— Никто, мсье. Я пришла сама.
Эмиль слегка подтолкнул локтем Селиту, предлагая стать рядом с ним у отверстия в двери. Ее близость заметно волновала его.
— Ты сказала, что из Бержерака?
— Да, мсье.
— Это в Бержераке ты услышала о «Монико»?
— Нет. Я попала сюда к вам не сразу.
Одета девушка была очень просто: скромное черное платье, красная шляпка и белые нитяные перчатки; в таких обычно ходят в церковь.
— Расскажи подробнее.
— Что я должна рассказать?
— Где ты была, прежде чем добралась до нас.
— Сначала в Тулузе, где есть кабаре «Голубая мельница».
— Знаю. Ты там работала?
— Нет.
— Почему?
Она замешкалась с ответом, покраснела, стала нервно вертеть в руках черную, покрытую лаком сумочку, которая казалась совсем новенькой и никак не вязалась с ее одеждой.
— Они меня не приняли.
— А ты не врешь, утверждая, что тебе девятнадцать лет?
— Я могу показать документы.
Пальцами, неловкими из-за лихорадочной поспешности, она с трудом открыла сумочку, к которой еще явно не привыкла, и протянула хозяину свое удостоверение личности. Мсье Леон прочел вполголоса:
— Мадо Леруа, родилась тринадцатого мая…
— Вот видите.
— Вижу. Ну а после Тулузы?
— Я села в поезд и отправилась в Марсель, где проработала одну неделю служанкой в баре.
— В каком баре?
— У Фредди.
— Ты спала с Фредди?
Эмиль снова толкнул локтем Селиту, ибо мсье Леон все больше смахивал на кота, играющего с мышью.
— Как вы догадались?
— Я знаю Фредди. А до того?
— Что вы хотите сказать?
— Сколько у тебя было мужчин?
Чувствовалось, что она отвечает совершенно искренне:
— Двое.
Селита почувствовала, что плечо Эмиля упирается в ее грудь, но не отодвинулась:
— Это Фредди тебе рассказал обо мне?
— Нет. Один из посетителей. А так как я уехала из Бержерака, чтобы заниматься стриптизом…
— Почему?
Сбитая с толку вопросом, она не знала что отвечать.
— Ты, наверное, вообразила, что это совсем нетрудно?
— Я думаю, что смогла бы…
— Когда ты приехала в Канн?
— Сегодня утром, ночным поездом. Я уже приходила в одиннадцать, но двери были закрыты. Я сняла комнату совсем рядом, в отеле де Ля Пост.
— Сними платье.
— Прямо сейчас?
Он только пожал плечами. Новенькая посмотрела с беспокойством на двух женщин, которые, казалось, не обращали на нее никакого внимания.
— Ну что же ты ждешь?
— Ничего.
Она наконец решилась, поставив сперва на стол свою сумочку. Ей удалось изобразить на губах улыбку, и медленно, не сводя глаз с мсье Леона, стала снимать свое черное платье через голову так, как она раздевалась бы в своей спальне.
— Через голову снимать не следует, лучше его спустить вниз. Женщина с задранными руками и лицом, скрытом в платье, — зрелище отталкивающее.
— Я не знала.
— Будешь теперь знать.
— Комбинацию тоже снимать?
Эмиль плотнее прижался к Селите, вроде бы для того, чтобы лучше все увидеть, а она сделала вид, будто не заметила его уловки.
Комбинация упала к ногам девушки. На ней оставались только бюстгальтер и маленькие трусики. Ее обнаженное тело выглядело белым как мел в красноватом полумраке ночного заведения. Это раздевание среди бела дня, когда через открытое окно доносился шум оживленной улицы, обретало какой-то непристойный вид. Селита почувствовала, что ей стыдно.
— Ты не бреешь волосы под мышками?
— А это нужно?
— Конечно же, черт побери! Ну а теперь продемонстрируй свою грудь.
Кончики ее грудей были светло-розовые и казались гладко отполированными.
Тяжело опершись о стойку, мсье Леон имел вид скорее конноторговца, чем похотливого любителя голых женщин. Но Селита все же пробормотала:
— Какая свинья!
И она тут же отодвинулась немного от Эмиля, который, смутившись, не мог больше смотреть в зал так же увлеченно, как это делал до того.