— Н-ну…
— Ну и не дёргайся. Кафтан с панцирем и прочий доспех тебе подберут. Чтобы ненароком не прикололи. Ты мне живой нужен, Урюпа. Расскажи лучше — что там за места у Волги.
— Там… Ну… место ровное вдоль реки, в ширину — с четверть версты. Возле — берег матёрый, по краю евоному Узола к Волге текёт. Версты через две вверх от самого устья — Узола влево сильно принимает. Вправо — протока того Никольского озера. За ней — холм, место крутое. На нём — погост. И пошло само озеро. Версты три. На дальнем конце — эти, буйные. Думаю… Радил шлёт человечка к тем Буйным Суздальцам. Идут они через озеро замёрзшее, мимо погоста по льду. К устью Узолы. Мы, де, рыбалить на Волгу собравши. Через лес переть… не. Сидят наверху, на крутом бережку, поглядывают. Ты шлёшь посла, он идёт по Волге от Балахны к Городцу. Как твоих видят — скатываются вниз. А как ближе сани подъедут — выскочат из-за обрыва да твоих-то побьют. После — идут с санями назад. Поворачивают вправо, мимо погоста. А тама — стража. А покажь рыбку. Видит грабленное. Тати-убивцы! Буйных тех бьют. Ты думаешь — Радил батюшку твоего полонил, идёшь с дружиной батюшку с полона вынимать. Радил — город боронит. С тобой бьётся смертно. А князю скажет: были шиши, мы их побили. Выходит — вины на нём нету. Ты враг, вор противу князя Суздальского. Всеволжск — воровское кубло, выжечь начисто. Вроде так.
— Слышь, Урюпа, а почему ты такой умный? Думаешь связно, говоришь внятно.
— Э-эх, Воевода… Покуда в засаде лежишь, купецкий обоз поджидаючи, об чём только не передумаешь. Да и под Радилом я не один год ходил, нагляделся на дела его.
Кто про что думает, в засаде сидя — чисто личный вопрос. У кого как мозги устроены. У меня был один — любил в этом состоянии матрицы в уме перемножать.
Интересный мужичина. Из такого душегуба-кроводава может чего и полезное получится.
Через час три резвых тройки выкатились со Стрелки на лёд Волги и пошли ходко вверх по реке. Девять лошадей, девять человек. Акима еле уговорил остаться. Куда ему в мечный бой… да хоть в какой! — с больными руками.
Чуть позже пошла и моя дружина.
Глава 480
Более всего меня тревожил Карл фон Клаузевиц. С его «силой трения»:
«В теории фактор неожиданности может сыграть вам на руку. Но на практике в ход вступает сила трения, когда скрип вашей машины предупреждает противника об опасности».
Машины у меня нет. Но снег скрипит. Как бы не предупредил.
Я ехал на коне и, вопреки совету Мономаха, «думал всякую безлепицу». Типа: какую именно форму приуготовляемой мне гадости выберет этот, лично мне незнакомый, боярин Радил.
Ну-тка, коллеги, попандопулы и попандопулопищи, быстренько влезли в шкуру полу-легендарного (существование — археологией не подтверждается) святорусского боярина. Поковырялись там в нейронах и аксонах и вытащили решение: вот так он думает, вот до чего он додумался.
Увы, я так не могу. Хотя кое-какой опыт есть. Из 21 века.
При разработке пользовательского интерфейса приходиться предвидеть и реакции нормального юзера — «разумного агента», и взбрыки «психа бешеного». Который на «клаве», как на рояле: Ба-ба-ба-бам!
«Подумай за другого», «войди в образ», «работа под прикрытием», имперсонализация… «с правами админа…», многоуровневые корпоративные сети, серверные приложения…
Тактика Радила должна дать двойной результат. Для меня — убийство Акима городецкими. Для Боголюбского — неспровоцированное нападение на «честнóй государев город».
«И невинность соблюсти, и капитал приобрести».
Это отсекало кучу вариантов. Нельзя убить посла в Городце: «закон гостеприимства» — хозяин отвечает за безопасность гостя. Нельзя рубить посольских Городецкой дружиной — звон будет. Не сразу — так потом. Сдохнуть у Манохи в застенке от раскалённого железа…
Вот почему я принял предполагаемый сценарий Урюпы. Узола — волость Городецкая, для — меня основание для обвинения. Но самый её край:
— Виноват, княже, шиши на рубеж набежали, вышибить не успели. Но как только — так сразу! Всех порубили.
Основание для оправдания.
Боголюбский будет недоволен. Но пограничье пограничья… там всегда что-нибудь… А возмездие над татями — уже свершилось.
Городец я штурмовать не буду. Ну не гнать же моих ребят на те заострённые колья во рву под снегом! Могу разорить сельскую округу. Ход мыслей Боголюбского будет очевиден. «Правильному», хоть и нерасторопному, своему воеводе — помочь. «Неправильного», взбесившегося «Зверя Лютого» — придавить.
От многовариантности, от неопределённости — мои мозги кипели, шипели и плавились. Временами появлялось желание на всё это плюнуть, повернуть дружину, вырваться из паутины этих… полу-пониманий. Но мысль о моих ребятах, которые сидят в Городце в застенке — заставляла ругаться, плеваться. И — ехать дальше.
От Балахны до устья Узолы пара-тройка вёрст. Выдвинуть наблюдательный пост к Балахне — Буйные Суздальцы должны были сообразить. Пришлось ждать верстах в четырёх ниже Балахны, пока с вышки не сообщили:
— Посол — пошёл.
Три версты до Узолы резвым тройкам — четверть часа. Шагом…? — Нельзя, это не купеческий обоз. Надо догонять. Дружина пошла ходкой рысью. На глаза наворачивались слёзы от холодного ветра. А на душе скребли кошки. От ожидания… неизвестного. Или правильнее: неизвестности ожидаемого?
Урюпа, неуклюже подскакивавший в седле рядом со мной, вдруг засуетился, стащил с головы шапку со шлемом и, покрутив головой, встревоженно сообщил:
— Крики вроде, клинки звенят…
— М-мать… В гало-оп! Марш!
Едва мы выскочили из-под прикрытия высокого берега, как перед нами открылась картинка. Неожиданно многолюдная.
Я только успел заорать:
— Салман — атака! Любим — бой!
скинуть в сторону на снег меховой плащ, выдернуть «огрызки», толкнуть Гнедка шенкелями в атаку и… вылетел из седла. Точнее — мы рухнули на снег вместе с Гнедко. А надо мной раздался угрожающий голос Ивашки:
— Я те поскачу!
Верный гридень так дёрнул за недоуздок, что мы, с моим верным тарпаном, воткнулись мордой в снег. Мордами.
Пока я смущённо — обещал же своим в драку без нужды не лезть — выковыривал снег из разных мест, стало ясно, что «нужды» не будет.
Чуть позже я восстановил произошедшее на этом месте. Как часто бывает, двойная провокация с обеих сторон, привела и к ошибкам с тех же сторон.
Обоз выкатился из Балахны, протрёхал до этого места. Здесь колея в снегу прижимается к берегу, имея ответвление в устье Узолы. Чуть выше перекрёстка — стояли впоперёк двое сцепившихся постромками обычных крестьянских дровней.
Наш передний кучер начал орать:
— Посол от воеводы к воеводе! Пшёл с дороги! Мурло сиволапое! Ужо я тебя…!
Раскрутил кнут и вытянул по мужичкам у дровней.
Как это происходит — я уже… Сам во время Черниговского похода нахлебался.
Увы, мужичок под кнутом оказался не из робких, поймал кнут да и дёрнул. Так хорошо, что не ожидавший этого возчик вылетел с облучка и провалился в лошадиную ж… Виноват — под задние копыта коренника своей тройки.
«Попал впросак».
Раздавшийся в это мгновение переливчатый свист вызвал фонтанирование истоптанных сугробов вокруг. Откинув присыпанные снегом пологи, оттуда выскочили два десятка бородатых злобных мужиков. С топорами, копьями, кистенями и дубинами. И ошалели.
Потому что им навстречу, тоже откинув меховые пологи в санях, тоже вывалились здоровые мужики. Без бород, но с палашами и щитами. Да и ездовые наши, скинув тулупы, оказались со сходным вооружением.
Бородачи, замялись, приостановились в своём ажиотажном беге по сугробам. По бородам с кистенями прошелестело:
— Ну них…
Тут кто-то из них заорал:
— Сарынь на кичку!