Уж поэтому или нет, но его «Крапчатый грач» пришёл на полкорпуса впереди соперника.
Девять корабликов. Два под Сигурда с его людьми — нурманами, кашубами, моими, кто в Гданьск пойдёт.
Как у них дело пойдёт — непонятно. Лучший вариант — нурманы с кашубами остаются. Что не факт — как встретят-приветят.
Мои торговцы к осени наймут там гребцов и пойдут назад. Наверное. Уже с некоторым представлением о тамошнем торге и обстановке. А пара-тройка — останется. Чтобы следующей весной принять следующий караван и быстренько его назад отправить.
Сыновья Самборины остаются у меня. Формально: по возрасту, рискованному для дальнего пути. А по сути:
— Сигурд, Самборина, вы уверены, что вас там добром примут? Я не про изгнание — сюда вернётесь. Я про… Знаете, детей извести — куда проще, чем взрослых. Съел не то, на сырой земле повалялся, из щелей продуло… Как твоя мачеха, Самборина, тебе встретит? А здесь у меня — твои между всеми. Да и Рада приглядит.
Самборина растерялась, заволновалась, на Сигурда оглядывается. Тот аж закаменел совсем:
— Боишься, что я твоих купцов побью, товары пограблю?
Дети предводителя — заложники. Тема вечная, повсеместная. Как Мономах своего первенца четырёхлетнего Мстислава Великого половецким ханам в Переяславле в залог отдавал — я уже… Мономах тогда одного хана зарезал, другого — в бане стрелой через душник убил. А сыночка лихим налётом верных людей из половецкого становища вынул.
— Оп-па! Ты чего, думаешь, что я тебя за дурака держу?! Я, что, повод для такого суждения давал?! Окстись, ярл! Резать курицу, несущую золотые яйца… Ты ж не дурень какой! Десятая часть со всякого моего товара — твоя. Все налоги, ущербы, постои — с твоей части. Ты решаешь вопросы моих людей, они ведут торг и с тобой делятся. В этот раз. И в следующие. Ты видел кое-что из моих товаров. Прикинь — какими деньгами это может обернуться. Твоими, ярл, деньгами. А уж как сделать из серебрушек воинов…
— Х-ха! «Решаешь вопросы». Ты говоришь так, будто я владетельный князь Гданьска!
— А разве нет? Так стань им!
Посидели, помолчали.
— Госпожа княгиня, господин ярл. Вы пришли ко мне со своим бедами, и я вам помог. Мы жили вместе и помогали друг другу. Теперь вы уходите. У меня остаются добрые воспоминания. Я хочу, чтобы и у вас осталась не только память об этом времени, но и приятные вещи. Придя сюда, вы отдали всё. Теперь я возвращаю взятое. И добавляю от себя.
Подарки… не поскупился. Самборине — соболью шубку, бусы, перстни, свои и с караванов, тканей восточных, благовоний, притираний… С Сигурдом проще:
— Я видел твои шрамы. Я не хочу, чтобы их стало больше. Вот мой доспех. Он вдвое легче обычного, вчетверо прочнее. Носи на здоровье. А вот это… хрустальные шахматы. Ты умеешь — я знаю. У тебя впереди длинная дорога — найди себе интересного противника, и дорога не будет скучной. Да и там… Возможно, поможет победить опасного врага.
— Это как?
— Ну… например… Выигрывая у него что-нибудь ценное. Или — проигрывая ему. Важен не результат — важно участие. Его.
Глава 482
Шахматы — это оружие. Любое знание или умение — оружие. Но шахматы — особенно многофункциональное.
«— Отдайте ладью!
С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника.
— Товарищи! — заверещал одноглазый. — Смотрите все! Любителя бьют!
Шахматисты города Васюки опешили. Не теряя драгоценного времени, Остап швырнул шахматной доской в лампу и, ударяя в наступившей темноте по чьим-то челюстям и лбам, выбежал на улицу».
Сигурд — не «товарищ Бендер». Он не «зачёрпывал фигуры», не швырялся «доской в лампу». Придя в Гданьск он был должен похвастаться диковинками. Князю Собеславу очень понравились фигурки из хрусталя. Но шахматы — игра на двоих. Просто отобрать… а играть с кем? Раз в неделю Собеслав зазывал к себе Сигурда с шахматами «на партейку».
Князь — чванился и гонорился. Насмехался над внешне не столь импозантным Сигурдом, над его безземельностью, над его «птичьими правами» в Гданьске. Хвастал растущей мощью Восточного Поморья, родовитой женой, молоденькими наложницами, конями, сыновьями…
«Глупый — хвастает золотой казной» — давнее русское наблюдение.
Надо быть идиотом, чтобы унижать ярла Сигурда. Князь Собеслав — таким и оказался.
Совместный дальний поход сблизил обе пары. Дамы хотели общаться. Письма там, подарки. Мобильников, фирм доставки и соц. сетей здесь увы…
Между Самбией и Гданьском пошли караваны. Самборина поделилась в письме к Елице проблемами мужа. Та в ответ прислала корчажку с мазькой. И пересказала, чисто к слову вспомнилось, слышанную когда-то от меня историю смерти последнего Гирея. От игры в кости с русским послом.
На следующей «партейке» Собеслав удивился тонким кожаным перчаткам на руках Сигурда.
— Болячка какая-то прицепилась. Руки обветрились, потрескались. Лекарь велел бальзамом мазать.
Князь посмеялся над лилейными ручками, кои не пристало иметь боевому ярлу. И не обратил внимание на изменение оттенка расставляемых фигур. На лёгкую дымку, появившуюся на хрустале. От разводов «порошка наследника».
Князь двигал фигуру, заедал очередным «наличником» — блином с творогом — он же князь, а не хлоп какой, чтобы форель или лосося трескать! Жмурился от удовольствия, запивал дорогим сладким вином и покровительственно советовал:
— Ты думай ярл, думай. Но не сильно — думалка сломается. Всё едино, святой Войцех — мне и сегодня выигрыш даст.
Ярл удивлялся про себя — чем святой покровитель Гданьска, которого звали Адальбертом, который сбежал из Праги, потому что не смог справиться со своей «родной» паствой и помер от рук пруссов, неудачно помочившись спросонок в святом для язычников месте, сможет помочь в миттельшпиле?
Князь — выигрывал. Радостно гладил фигурки, принёсшие ему очередную серебряную марку — они играли на деньги. Сигурд мог себе позволить такие проигрыши.
Через полгода у князя отказали колени. Он уже не мог вскочить на коня, с трудом ходил. С тем большим азартом он продолжал играть. Кресло, обшитое чуть потёртым мехом, оставалось единственным удобным ему местом. В нём он и умер. А Сигурд, бросив в камин очередную пару своих «игорных» перчаток, вышел, осторожно прикрыв двери. Велел слугам не беспокоить господина и к утру взял замок под свой контроль.
Утром было объявлено о смерти Собеслава. И о том, что регентом при малолетних братьях стала их сводная сестра — Самборина Собеславна. Попытка мазовецких Повалов поставить регента из родственников матери княжичей, закончились кровавой стычкой в замке. И беспорядочной резнёй и грабежами в городе — местные поморяне резали пришлых. Начиная с мазовщан и далее без остановок.
Впрочем, я забегаю вперёд.
С Сигурдом собралось идти человек сорок, с Кестутом — втрое.
Это было сложно. Кестут не всем мог доверять. А которым мог — далеко не все хотели плыть куда-то на чужбину. Всё-таки, «Литва Московская» — нормальные русские люди. Жили в лесу, били зверя, пахали землю… Это не моряки-пираты нурманы.
Тоже подарки. Тоже всем. С тщательнейшим учётом чтобы не обидеть. Они же все будут сравнивать!
Напоследок Елица разрыдалась. И выдала:
— Подари мне… себя.
Я несколько… офонарел. Это как?
Объяснили. Мои горшечники-скульпторы продолжают лепить «терракотовую армию». Статуэтки потихоньку расходятся. Осенью, когда Живчик стал Рязанским князем, а мы открыли представительства в городках по Оке, многое увезли туда. Ребятишки потихоньку пополняют запасы. Навык у мастеров развивается.
Тут я притащил из Городца Хрисанфа. Ребята сразу учуяли «собрата по художествам». Затащили к себе. Самим похвастаться, стороннего мастера послушать. Он, конечно, богомаз. Но талантом и в других делах не обделён. В Киеве-то он без красок, чисто контуром работал.