Нейлор высвободился из моих объятий и повернулся ко мне с не слишком любезным видом.
— Ну, и к чему все это? Почему кому-то интересно убивать именно в твоем присутствии или недалеко от тебя? — Он уселся возле стола, повернувшись в мою сторону, широко расставив ноги, и налил себе еще вина. Потягивая его, он говорил: — Если предположить, что виновна Марла, то задаешься вопросом: что она… или не она — не важно… что убийца хотел сказать своими действиями? О чем предупредить тебя… или не тебя?.. К обеим женщинам возможно чувство ревности, злобы, зависти… При чем тут Барбони?
Он притянул меня, поставил между раздвинутыми ногами.
Теперь, когда он, а не Рейдин задавался теми же вопросами, я не могла не согласиться с ним: все выглядело неопределенно и странно, в том числе и предположение соседки о моей невольной вовлеченности в эти дела, а значит, и об опасности, которой я подвергаюсь.
Из задумчивости меня вывели его слова уже совсем о другом.
— Пойдем, детка, в постель. Я устал до предела. Надо прямо сказать, его бесцеремонность пришлась мне по вкусу, и лишь одну вещь захотелось уточнить.
— Устал? — переспросила я почти шепотом, и рука моя скользнула по его бедрам. — Что-то я не очень верю этому утверждению, — добавила я с облегчением.
— Теперь я и сам не верю, — сказал он, удерживая мою руку и поднимаясь с места. — Пожалуй, я почти не устал и даже попытаюсь доказать это всеми имеющимися в моем распоряжении способами.
После чего прошел в гостиную, потушил там свет, затем взял меня за руку и повел в спальню.
Я только что упоминала о страхе. Да, я находилась в опасности. Но сейчас она была иного свойства и рождала не страх, а страсть.
На цыпочках миновали мы комнату, где без задних ног спал Фрэнсис, он даже не пошевелился, и у самой двери спальни я глубоко зевнула, внезапно ощутив дикую усталость.
Но Джон был начеку: он тихо засмеялся, притянул меня к себе и сам начал расстегивать пуговицы и все остальное, не отрывая глаз от моего лица.
Таким образом окончательно давал мне понять, чего хочет, и я абсолютно не сомневалась, что он это получит.
Глава 29
Я проснулась, плотно завернутая в простыню, — так, как любила. Солнечные лучи наполняли всю комнату. Нейлора не было. Какое-то время я лежала с закрытыми глазами, не поднимая головы с нашей общей подушки, смутно вспоминая, что было ночью, и находя в этих воспоминаниях много приятного и стоящего повторения. Да, Нейлор — мой мужчина!.. У меня появляется непреодолимая тяга к этому человеку, это я уже хорошо понимала.
Я еще полежала в приятной истоме, не открывая глаз, потом открыла их и сразу подумала о Марле, которую у нас прозвали Бомбардировщиком за то, что она летала на тросах над сценой с чем-то вроде крыльев за спиной. Сейчас она не летает, а припухает в тюремной камере. Винсенту угрожает потеря его клуба, мне — потеря жизни, если в рассуждениях Рейдин есть хоть доля истины.
Мой взгляд упал на часы. Начало одиннадцатого. Конечно, Нейлор давно уже должен быть на работе. Кроме того, сегодня утром, вспомнила я, будет предъявлено официальное обвинение Марле, и я хотела обязательно при этом присутствовать. Если меня допустят.
Я выскочила из постели. Неужели опоздаю? Быстро оделась — натянула какую-то, кажется бирюзовую, кофточку, черные брюки и помчалась к двери. Причешусь и накрашусь в машине, а если не успею — прямо в суде.
Фрэнсис еще спал, когда я проходила мимо. Ну и умотался вчера, игрок несчастный! Пат, разумеется, уже не было, Флафи тоже. Наверное, вместе ушли. Я выбежала через черный ход и спустя минуту сидела за рулем.
Но что это? На переднем сиденье на пассажирском месте лежал букет желтых роз. А в нем уже знакомая мне белая карточка. У меня сразу пересохло во рту, сердце учащенно забилось. Было ясно, что и этот букет не от Нейлора.
Я огляделась кругом, никого не увидела и осторожно притронулась к цветам. Они еще были прохладными — значит, совсем недавно их вытащили из автомобиля с воздушным охлаждением, в котором привезли. С внутренней дрожью я вынула листок из конверта.
Розы, фиалки
Цветут возле речки;
Пламя бывает
Не только от свечки.
Что за чушь!.. Я выругалась еще раз, покрепче, и завела мотор. Какого дьявола! Что все это означает? Что за кретинские игры?
Я выехала из нашего городка на шоссе. Розы наполняли всю кабину своим ароматом. “Пламя бывает не только от свечки”. Фраза застряла у меня в башке, как шип от розы, колола, мешала вести машину. Пришлось, в конце концов, остановиться в подходящем месте и выпить большую чашку кофе, прежде чем продолжить поездку в центр города.
Я все-таки благополучно добралась до здания суда и около одиннадцати уже поднималась по лестницам. Однако напрасно я летела по ним как на крыльях — Марлы в суде уже не было.
Зато еще не ушел Эрни Шварц, наш юрист. Он тоже торопился куда-то и чуть не сбил меня на одной из лестничных площадок. Эрни промчался бы мимо, если бы я не удержала его за мясистую веснушчатую руку. Остановленный, он в упор поглядел на меня сквозь толстенные линзы и расплылся в улыбке.
— Кьяра! Сколько лет, сколько зим!
— Рада тебя видеть, Эрни, но нет времени говорить о погоде. Где Марла?
Он улыбнулся еще шире, насколько было возможно, и выпятил грудь.
— Где, спрашиваешь? Думаю, вдыхает в этот момент всем своим бюстом, а ей есть чем вдыхать, первые глотки свободы! Я добился, чтоб ее отпустили на поруки.
— Как тебе удалось, Эрни?
Он взглянул на меня с явным разочарованием: неужели я могла хоть на мгновение усомниться в его профессионализме? Но все же снисходительно пояснил:
— Я заставил их признать, что они имеют законное основание подозревать ее лишь в одном убийстве — в отношении Барбони, и то при наличии весьма косвенных улик. Весьма… По сути, она чиста, как голубь. В общем, обвинение, можно сказать, накрылось медным тазом.
Эрни любил иногда для куража вставить что-нибудь эдакое, а вообще-то он родом из Бостона, учился на юриста в Гарварде и скорее всего никогда не водился с людьми, прибегающими к словам подобного типа. Сейчас он жил в одном из викторианских домиков с видом на залив со своей новой молодой женой Черил. И если чего-то очень боялся в жизни, то, наверное, того, как бы ей не стало известно, что он недавно напился у нас в клубе и спел какую-то вышедшую сто лет назад из моды австрийскую песенку.
— Какой же они назначили залог? — спросила я. У Эрни расширились глаза.
— Пятьсот тысяч, — ответил он с придыханием.
— Ничего себе! Полный отпад! Он кивнул.
— Тут уж я ничего не мог поделать. Думал, Гамбуццо откажется, но он согласился. Я сказал Винсенту, что он идиот и может лишиться своего клуба, а он зашипел, что платит мне не за то, чтобы я высказывал мнение по любому поводу. Ну что ж, дело хозяйское… Конечно, человеколюбие, жалость и все прочее, но такие деньги за Марлу, даже с ее причиндалами размером пятьдесят два дюйма, — это уж чересчур! У него просто крыша поехала.
Я видела, Эрни с удовольствием подражает нам, используя жаргон, но все-таки это было только подражание. А у нас жаргон сидел в крови.
— Как поживает твоя Черил? — спросила я. — Была бы рада встретиться с ней при случае.
Он отвел глаза.
— Ты же знаешь, Кьяра, этих женщин. Сейчас она днюет и ночует в своей Молодежной лиге. Ее оттуда не вытащишь на аркане.
— Да, конечно, — согласилась я. — Лучше скажи, если знаешь, где сейчас может быть Марла? И какие вообще у нее шансы, на твой взгляд?
Юрист откашлялся.
— Ей бы не мешало поучиться нормально взаимодействовать с людьми. И с обвинением, и с защитой. Она дикий человек. А еще этот осел, ее дружок, со своими советами! Бубнит, чтобы она никому не верила, что я чуть ли не шестерка у Винсента и что неизвестно, не замешан ли наш босс во всем этом. Полная бредятина!.. Ну ладно, я тороплюсь, Кьяра, у меня лекция в одном клубе.