— Должна я так понимать, — спросила я, — что ты начинаешь верить чему-то, о чем я говорю?
Взгляд Джона смягчился, он собрался было ответить, но в это время открылась дверь и на пороге возник лейтенант, чей взгляд я бы не назвала мягким.
— Привет, — сказал он. — Только что получен звонок о возможном похищении. Льюис на выезде. Придется тебе, Джон, заняться этим. Звонок с автозаправки номер восемнадцать. — Лейтенант перевел глаза на меня. — Я чему-то помешал?
Нейлор поднялся из-за стола.
— Нет, — сказал он. — Мисс Лаватини уже уходит.
Его глаза договорили остальное: ступай, Кьяра, прекрати свои штучки и ни во что не лезь. Дядя Джон сделает все, что требуется, и без тебя. Ясно?
Мне было ясно, что сказали его глаза, однако Кьяра Лаватини поступит так, как сама посчитает нужным. Вот таким путем, дядя Джон Нейлор…
Я встала со стула. Я выглядела совершенно спокойно, даже смиренно, вежливо кивнула и прошла в дверь, чуть не задев лейтенанта.
— Прошу запомнить, что я посоветовал, — вдогонку мне сказал Нейлор.
Я не обернулась и зашагала по бесконечным коридорам, затаив в душе некоторую обиду, но заставляя себя думать о другом. Более важном.
И вот до чего додумалась. Вполне может быть, что убийца, как считает Рейдин и с чем вроде бы согласился Нейлор, охотится за звездами стриптиза, и тогда у него хорошее прикрытие в лице Марлы, на которую упало подозрение. Но теперь, когда ее выпустили из-за решетки, она всюду начнет кричать о своей невиновности. И что тогда должен сделать неглупый убийца? Правильно, убить Марлу. Чтобы не возникала.
Итак, следующая жертва, несомненно, она. Или уж наконец я…
Глава 30
Из всего упомянутого выше для меня следовал один вывод: нужно как можно скорее разыскать Марлу, с которой сейчас этот качок Рикки, от которого толку, как от зонтика во время урагана. До трех часов дня, когда она обещала быть у нашего адвоката, времени навалом, и нужно ее застукать в этом чертовом трейлере, где проживает Рик и где они собрались праздновать ее освобождение и предаваться своей немыслимой любви.
Но где проклятый трейлер? Кто-нибудь в клубе должен знать адрес. Значит — в клуб. Я поднажала на газ и помчалась по Пятнадцатой улице в сторону набережной. Сама не знаю почему, настроение было боевое. Хотелось действовать. Если полиция ни мычит ни телится, кто-то ведь должен делать дело. И этим кем-то буду я!
К моим смелым и решительным мыслям нужен был соответствующий аккомпанемент, и я врубила чуть не на полную мощность Стива Воэна. Под него отлично думалось, и я собиралась додуматься до чего-то грандиозного.
Я уже проскочила мост Хэтауэй, но вдохновение так и не пришло, я ничего не придумала. Наоборот, обратила внимание на то, что солнце в самом зените, небо неправдоподобно голубое, и мелькнула ненужная сейчас мысль о том, что в такую погоду самое правильное — валяться на пляже, который совсем под боком и куда торопятся толпы туристов.
Но тут же отбросила вредную идейку: этих бездельников ведь никто не собирался подстрелить и никого из них не обвиняли в убийстве трех человек. После такого вывода небо уже не казалось немыслимо ярким, а солнце ласковым. Стало даже прохладно и вообще неуютно, несмотря на то, что Воэн продолжал заливаться, как стая соловьев.
Он чуть не помешал мне вовремя остановиться на красный свет, но я все же затормозила и продолжала слушать. Видимо, его трели помешали мне услышать, как открылась дверца моей тачки и кто-то уселся рядом со мной… Да, к этому я совсем не была готова.
— Что за хреновина? — услышала я голос, принадлежащий моему недавнему малосимпатичному знакомому Паки Коццоне.
Он говорил о букете желтых роз, на шипы которых плюхнулся. С омерзением вытащив их из-под себя, он выбросил букет на мостовую. А затем быстрым движением выхватил пистолет.
— Пошел вон из моей машины! — заорала я, заглушая музыку.
— Заткнись, сука, — сказал Паки. — Если хочешь увидеть живым своего гребаного братца, езжай, куда укажу.
— Моего брата?
— У тебя разве его не было? — с ухмылкой он ткнул пальцем назад. — Оглянись!
Из следовавшей за нами белой машины показалась чья-то рука. В ней развевался шикарный галстук Фрэнсиса.
— Узнаешь ошейник своего братишки? Он там на заднем сиденье, гостит у моих ребят.
— Чего тебе надо от меня, Паки? — спросила я.
— Пока только одно: остановись вон там, возле мотеля, видишь? И спокойненько пересядь к нам в машину. Мне не слишком нравится твой музыкальный вкус, и, кроме того, у нас кондиционер.
Мне оставалось только подчиниться. Я остановилась возле небольшого миртового дерева, мы вышли, я заперла машину — все под его неусыпным наблюдением. Сумку бросила в машине на случай, если полиция заинтересуется: тогда они должны понять, что я оставила тачку не по своей воле.
Мы направились к белому авто, припарковавшемуся поодаль, стекла были тонированные, я не могла видеть, кто там и что меня может ожидать. Паки шел рядом почти танцующей походкой — так радовался, что мы у него в руках и он может посчитаться. У меня же не было ни времени, ни возможности сообразить, как себя вести и вообще что делать.
Только мы приблизились к белой машине, задняя дверца открылась, оттуда вышел один из громил с отнюдь не дружеским видом. В глубине я увидела Фрэнсиса, он поднял голову, и я еле сдержала крик ужаса: под глазом и на скуле у него были огромные синяки, нос распух. Может быть, даже сломан.
Я повернулась к Паки.
— Ты… свинья! Ответишь за это!
Глыба из мышц схватила меня и затолкала в машину. Я врезалась прямо во Фрэнсиса, и тот охнул. Паки треснул меня по голове, я тоже охнула и тут же прикусила губу, чтобы не разреветься.
— Фрэнсис, что с тобой? — негромко проговорила я, увидев, что у брата связаны и руки, и ноги.
— Фрэнсис? — с подозрением откликнулся Паки с переднего сиденья.
— Мое детское прозвище, — сквозь зубы объяснил мой брат. — Так меня до сих пор называют самые близкие.
Лишь тогда я сообразила, какую глупость сморозила. Если ко всему Паки поймет, что мы самозванцы и не имеем никакого отношения к Большому Лосю, нас ожидает верная смерть. Пока же этого может и не случиться, поскольку фамилия Лаватини все же для него кое-что значит. Впрочем, как видим, не слишком много.
— Ты понимаешь, Паки, чего творишь? — Я постаралась, чтобы в моем голосе звучала спокойная угроза. — У тебя работает соображалка? Если бы его отец увидел сейчас своего сына…
— Заткнись! — завопил Паки. — А вы что… со мной…
Я заметила, лицо у него налилось кровью, словно внезапно подскочила температура, а правая нога начала выбивать дробь.
— Заткнись, — повторил он уже гораздо тише и обратился к одному из охранников: — Достань мой кокнар.
Тот полез во внутренний карман и вытащил пластиковый пакетик.
— Босс, — сказал другой громила, — может, это не лучшая идея… с ними…
— Заткнись! — в третий раз взвизгнул Паки, и в его руке блеснул пистолет.
Разошелся, с ужасом подумала я. Что он еще выкинет? Перестреляет нас всех подряд?
Но пистолет исчез так же быстро, как появился, Паки выхватил пакет у охранника и погрузил нос в темный порошок. Вот откуда он черпал смелость — из кокаина. Однако нам от этого не легче.
Некоторое время все молчали. Паки блаженно откинулся на спинку сиденья. Я снова взглянула на Фрэнсиса. Тот неотрывно смотрел в спину Паки, в глазах у него горела ненависть. Таким я его никогда не видела. Впрочем, он и сам никогда не видел, не мог даже представить себя в такой ситуации.
Паки снова повернулся к нам. Лицо у него было удовлетворенное, спокойное, чтобы не сказать дружелюбное.