– И-ира, я ж тебя оштрафую! – сказал Иван Сергеич, глядя на нее снизу вверх и подслеповато щурясь от солнца, под сложенной козырьком ладонью.
Однако, улыбка была добрая, дружеская.
Ира расслабилась.
– Каюсь, согрешила…
– Ира, сколько лет я тебя прошу об одном? Не надо называть гостей быдлом и говорить им валить домой, раз уж у них нет денег?..
Она усмехнулась, с удовольствием вспомнив про вчерашнюю пару русских: тетка с каменной рожей и химией, мертвой хваткой вцепившаяся в своего мужа, который стоически делал вид, что происходящее на сцене его не волнует.
«Дриньков» они не ставили, чаевых не давали.
– Я им не говорила идти домой, я им посоветовала идти в «Быдло-бар». Так и сказала: «Вы бывали в русской дискотеке? «Быдло-бар» называется».
– Блин, – Иван Сергеевич старался быть серьезным, хотя улыбка так и норовила раздвинуть уголки его губ. – Это же гости, Ира!
– Гости, это те, которые покупают нам дриньки. Не именно мне, а кому угодно. И дают нам на чай. Ты же нам не платишь за танцы, правильно? Значит, те, кто покупает дриньк только себе и пялится на мои сиськи бесплатно, для меня – не гости.
– Ты там, по ходу, уже энциклопедию подвидов составила! Добрей надо быть к людям, Ирочка!
– За это ты нам тоже не платишь.
Иван Сергеич, главным достоинством которого были литые мышцы, а не быстрый ум, задумался над ответом, но поскольку ничего подходящего не нашел, засобирался домой.
– Уже уходишь? – встрепенулась Лина, которая по утрам считала хорошим тоном выглядеть как пугало, не утруждая себя даже тем, чтобы расчесать волосы. – А как же наша любовь?
– Отстань от меня, – хихикал Иван Сергеич, которого эта смесь шутки с правдой скорее смущала, чем льстила самолюбию. – Эта женщина – сумасшедшая, – сообщил он новеньким. – Ее никто не может удовлетворить…
Ира раздавила сигарету в пепельнице и уже собиралась уйти в свой номер, как страшная догадка поразила ее: ведь Иван Сергеич уже знает про Флори. Не может не знать!
Какой бы противницей его связи с Флори не была его сестра, она не могла не сказать ему о самоубийстве любовницы. И тот факт, что Иван Сергеич ведет себя так, словно ничего не случилось, поразила Иру сильнее, чем сама смерть девушки.
Она уставилась на Ивана Сергеича, пытаясь за сияющей улыбкой босса отыскать хоть какие-то признаки сожаления, но ничего не нашла. Таким счастливым она не видела его с прошлого года.
Ира внезапно подумала, что будь Флори еще жива, Иван Сергеич наверняка нашел бы, что о ней рассказать.
В последний раз, когда он был здесь, он полчаса доказывал всем присутствующим, что Флора по ночам строит из себя девственницу в третьем поколении и даже приваты не желает танцевать, а днем трахается за деньги. И он им обязательно это докажет. Обязательно!
Нет, он не ревнует! Пусть им даже в голову подобное не придет. Он просто знает, наверняка…
Повторял, как мантру свое коронное: «Она снимает с себя трусы, трахается, надевает трусы и идет сюда, строить из себя святую!»
Флори…
Глава 12.
Как ее звали на самом деле?..
Ира понятия не имела. Знала лишь, что за три месяца «любви», что пылала между ней и Иваном Сергеичем, как костер адского пламени, Флори из цветущей красавицы с лучистым взором огромных, как у Бэмби, карих глаз, превратилась в бледное подобие себя самой.
Под глазами у нее залегли темные круги, взгляд потух.
Последние недели Флори постоянно плакала и жаловалась на свою горькую судьбу всем, кто соглашался слушать. Она говорила о любви и о муках совести, о чувстве вины за то, что спит с женатым мужчиной. И о том, что он извел ее своей ревностью, нелепыми обвинениями и упреками.
Ах, если бы она знала, как равнодушен окажется герой ее грез к тому, что она с собой сделает. Хватило бы у нее тогда сил залезть на маленький зеленый стульчик и надев на шею щедро политый шампунем капроновый шнур, с этого стулика спрыгнуть.
И хотя Ира никогда не любила Флори при жизни, ярость за ее нелепую смерть внезапно поднялась к самому горлу.
Она с грохотом распахнула дверь в свою комнату, разбудив Ники. Вытащила из-под кровати свой чемодан и, отыскав что-то на его дне, вылетела из номера, игнорируя возмущенные вопросы подруги о том, что собственно, происходит.
– Ванечка! – крикнула она звонким, не лишенным яда, голосом. – Тут кое-что осталось от нашей общей знакомой из двадцать четвертого номера. Ты не мог бы передать это ее родителям?