Глава 21.
Изначально Валентина ничего подобного в виду не имела. Ну, потанцуют они, ну позеленеет Ирен от зависти, ну выдаст себя, выставит на посмешище…
Ничего особенно. Маленький каприз, маленькая изящная месть. Все изменилось в процессе. Не сразу, не вдруг, – постепенно. И когда до нее дошло, что танцуя с ней, Стьяго, в принципе, добивается того же самого – мести, да еще той же самой женщине, Валентина ощутила себя цыпленком, который хотел, чтобы всех его друзей зажарили, а в итоге сам оказался на вертеле.
Теперь, когда они репетировали, а особенно, когда танцевали Валентине хотелось лишь одного, чтобы Стьяго содрал с нее одежду уже не на стэйдже, а у себя в комнате.
Номер был простым, но ярким. Валентина, в своем черном платье до пят, застегивавшемся на липучки, изображала леди. Стьяго – в просторной белой рубахе, черных обтягивающих штанах и ботфортах, купленных в магазинчике, торгующем карнавальными костюмами – пирата.
По сюжету, первой на сцене появлялась Валентина в якобы разорванном на плече платье. Пытаясь уйти от преследователя, она подбирала юбки, спрыгивала в зал и не успев добежать до выхода, пятилась: прямо на нее, усмехаясь и срывая с себя перевязь с бутафорской шпагой, шел Стьяго.
Зрители оживлялись.
Под жалобное трепетание музыки, – они со Стьяго не один день просидели в Интернете, подбирая подходящие куски классики, – Валентина пятилась к сцене.
Пират настигал несчастную жертву, срывая с нее одежды, не обращая внимания на ее сопротивление и мольбу. Когда Валентина оставалась в одних эфемерных трусиках, Стьяго скидывал с себя рубаху и набрасывался на девушку.
Далее по сюжету шла имитация сопротивления жертвы насилию: отрепетированная до малейшего жеста борьба, после чего, якобы, не в силах сопротивляться красавцу, дева отдавалась собственной страсти и вскоре уже дугой выгибалась в его объятиях.
Занавес опускался.
А вслед за этим, Стьяго вскакивал на ноги, подавал Валентине руку, чтобы помочь подняться и, подобрав с пола ее одежду, первым уходил в раздевалку.
Шоу, несомненно, имело успех. И только Ира, кипя от ревности, могла выискивать в постановке мелкие недочеты. Зрителей она приводила в восторг.
Отдавая Стьяго по-честному заработанную половину чаевых за номер, Валентина ломала голову, над тем, а стоит ли игра свеч?
Ирка вернулась от своего Штефана, увидела Стьяго с ней, Валентиной и, внезапно вообразила, что ее тощей задницы хватит на то, чтобы усидеть на двух стульях.
Вместо того, чтобы беситься и ревновать, она преспокойно дождалась Стьяго у выхода со сцены в раздевалку и влепив ему такой засос, что присутствующие чуть было не начали хором считать до ста, как молодоженам на свадьбе.
– Ты был восхитителен! – заявила Ирен, когда Стьяго пришел в себя настолько, чтобы оторваться от ее губ. – Боже, видел бы ты себя со стороны! У меня трусики промокли! Теперь придется их выбросить…
– Не надо, – ответил ей Стьяго. – Я люблю твои мокрые трусики…
Стоя посреди раздевалки, сжимая в руках платье, Валентина ощущала себя так, словно ее окунули головой в унитаз в общественном туалете.
– Тогда… Я их тебе занесу… Вечером, – пробормотала она, между поцелуями и, крутанув задом, убежала на витрину.
Валентина проводила ее недобрым взглядом.
Стьяго смотрел на шест, по которому Ирен, как пожарник, бодро съехала вниз, в стеклянную кабину между третьим и вторым этажами.
– Я думала, у тебя гордости побольше…
– Что? – очнулся Стьяго.
– То, что у нее еще слюни Штефана на губах не обсохли! – зло сказала Джейн.
– Тебе-то что? – неожиданно обозлился Стьяго.
Валентине стоило немало труда, убедить его продолжать выступления. Однако, неделя проходила за неделей, а его страсть к ней по-прежнему заканчивалась там же, где начиналась – на сцене.
Единственным утешением оставалось то, что Ирен доставалось не больше. После того поцелуя и ночных посиделок у бассейна, которые закончились грохотом перевернутого стола и взаимными проклятьями на русском, английском и немецком языках, они не разговаривали. Видимо, вопрос с женитьбой был решен не в пользу последней.
Ира снова принялась охаживать Штефана по Скайпу, Стьяго огородился от всего мира стеной непроницаемого молчания.
Глава 22.
За время ее отсутствия в клубе, да и в гостинице, где они жили, изменилось многое. Оставалось лишь удивляться, как много всего интересного происходит, стоит ей хоть на неделю уехать и как мало, когда она месяцами сходит с ума на одном и том же шезлонге.