Во-первых, Иван Сергеич, к молчаливому возмущению всего коллектива, ухлестывает за новенькой. За той крупной блондинкой, что называет себя Амариссой.
Амарисса, или Бульдозер, как ее называют все остальные, уже выбила себе фиксированную зарплату и вместо того, чтобы зарабатывать стартовые шестьдесят тысяч, сидит на диванчике и с томной рожей пьет зеленый чай. А вокруг, – пока нет гостей, – козликом скачет Иван Сергеич и рассказывает ей занимательные истории из своей насыщенной событиями жизни.
Лина сходит с ума от ревности и оттягивается тем, что по утрам после работы занимается с гантелями. Точнее, не столько занимается, сколько катает их по полу, мешая Бульдозеру уснуть.
Иван Сергеич пока еще не вмешивается в их склоку, но уже пишет Лине СМС-ки. «Уважай других девочек!» или «Имей совесть!». Лина гордо отвечает ему, что совесть нельзя поиметь, но Ивану Сергеичу этого, видимо, не понять.
Накануне истерику закатила уже Валентина, которой из-за недостачи всего двух тысяч до нормы, вместо тринадцати штук, выдали одиннадцать.
Как уверяла Ники, показательное выступление сводилось к тому, что Валентина пустила злую слезу и, провопив, – я тебе, Ваня, никогда говна не делала, а ты вместо того, чтобы это оценить, платишь фиксированную зарплату не мне, а этому Бульдозеру! – выбежала из клуба. Видимо, ее всерьез задевал тот факт, что руководство не удосужилось оценить ее подрывную работу в качестве дятла…
– А в остальном, – заключила Ники, – все так же, как всегда. Все фигово, «костюмов» – нет.
В подтверждение ее слов, в тот день в клубе было пусто часов до двенадцати. Девчонки, разбившись на группки, о чем-то болтали, одни учили друг друга новым элементам, оккупировав шест, другие пили чай с купленными перед работой шоколадками и смолили сигарету за сигаретой, словно непрерывное курение помогало им сократить время ожидания.
Валентина в эту идиллию явно не вписывалась.
Злая, раздраженная, не в силах понять, что именно сделала не так, Джейн подошла к столику, за которым вместе с Норой и Ники сидела Ирен и требовательно, в привычной своей дурашливой манере, сказала:
– Дай сигарету!
Ира подняла на нее глаза. С таким видом, словно ее в могиле потревожили.
– У меня нет.
– Врешь ведь! – обозлилась Валентина: она не далее, чем пять минут назад видела, как Ира распечатывает новую пачку.
Валентина и раньше подозревала, что за со всех сторон обступившим ее молчанием, стоит именно Ирка. Подозревала, но сама же себе не верила. Слишком уж банально все выходило. Однако в тот миг, глядя в ее оледеневшей лицо, Валентина поняла все.
– А если и вру? – спросила Ира.
Чашка громко звякнула о стеклянную столешницу, когда она поднялась. Теперь их разделял только столик, который даже при всем желании нельзя было принять за серьезную преграду.
– А не куй врать! – грубо сказала Валентина. – Дай сигарету…
У Иры задрожали руки. Как-то сразу вспомнились первые дни в этом клубе, два года назад, когда эта пигалица подставила ее так, что ей пришлось два месяца работать только на штрафы. Потом, собственная же глупость, когда она к себе эту змею опять к себе подпустила, пригрела, рассказала о заветном своем желании упросить Стьяго, делать с ней номер.
Конечно, тогда ей и в голову не приходило, что Штефан и после отъезда будет звонить ей, как обещал, как не приходило и то, что Стьяго способен на такую подлость, как сообщить о ней семье Адлеров, но тем не менее Джейн в очередной раз запудрила ей мозги и выставила тупицей.
Вспомнились и более мелкие, но в свое время, весьма ощутимые пакости, вроде увода из-под носа денежного клиента, или воровства сигарет…
– Уйди, – прошелестела Ира, одновременно, как мантру повторяя про себя: «Драка – штраф пять тысяч батт!»
– Дай сигарету – уйду! – не унималась Джейн, готовая пожертвовать эти деньги, а в придачу несколько прядей волос.
Кровь у нее бурлила. Она уже представляла, как Ирка бросится на нее с растопыренными, как у кошки лапами, норовя расцарапать лицо. И внезапно собственные претензии на Стьяго показались ей достойными того, чтобы за них подраться.
Вытянув шею Джейн плюнула Ире в лицо, с яростью стреноженного ребенка у которого отобрали игрушку.
Она уже отступала на шаг, готовая перехватить протянутые к ней руки, она была так уверена, что выиграет этот заезд, что даже не поняла, что за белая вспышка сверкнула перед глазами.
Лишь когда нос занемел, а по губам ручьем потекло что-то теплое и соленое, Джейн в ужасе закричала, пытаясь руками остановить кровь. Какая-то молния мелькнула между ними: охранник оттолкнул Иру на кресла, второй рукой, отталкивая ее, Джейн.