Доктор Адлер не зря выставлял такие счета за свою работу. Ее зубы стоили каждого цента. Не в силах оторвать глаз от своей новой улыбки, фрау Мартинелли поворачивала голову то вправо, то влево, словно зачарованный своей красотой Нарцисс.
– Господи, – шептала фрау Мартинелли, смеясь и плача одновременно. – Господи, Штефан…
Она была искренне и до глубины души тронута, однако про цель свою не забыла. И оторвав сияющий взор от зеркала, женщина обратила его на Штефана.
Доктор насторожился, как гуляющий по пастбищу жеребец, которому на ладони протягивают сахар, а за спиной тем временем держат наготове уздечку.
Глядя в сияющие глаза пациентки, Штефан так же отчетливо понимал: сейчас не время хлопать ушами. И потому, когда фрау Мартинелли поднялась с кресла и, выставив вперед грудь, состроила ему глазки, доктор Адлер морально подготовился к тому, чтобы сказать ей «нет» вежливо, но твердо.
– Я просто обязана тебя как-то отблагодарить! – выпалила женщина. – Позволь пригласить тебя на ужин?..
К этому моменту фрау Мартинелли готовилась уже давно, а потому ее речь, несколько раз отрепетированная перед зеркалом, звучала так же искренне, словно и впрямь была сказана в порыве.
Во всяком случае, Инге, которая бессовестно подслушивала их разговор под дверью, победоносно сжала кулаки за подругу: решилась. Ну, слава богу!
Ответ Штефана спустил ее на землю.
– Ничего ты мне не обязана! – возразил он. – Это моя работа.
И вышел, оставив фрау Мартинелли стоять посреди кабинета с отвисшей челюстью и выпученными глазами.
Глава 24
После работы фрау Мартинелли любила выпить кофе с ароматной сигариллой, наслаждаясь вниманием сидящих вокруг мужчин. Однако, ей пришлось несколько изменить своим привычкам. Просьба Штефана поразила ее, как стрела Париса пятку Ахилла.
Фрау Мартинелли понадобилось все ее умение держать себя в руках, однако и этого оказалось мало, когда Штефан, бледный, но решительный отверг все ее уговоры «подумать и подождать с решением». Он хотел жениться и не собирался с этим затягивать и что-то в его лице говорило, что выбора у него нет.
В тот же вечер фрау Мартинелли ужинала с Сюзанне, в надежде, что той удастся отговорить брата от поспешных решений лучше, чем ей. Однако сестра, хоть и для нее новость была подобна упавшему в окно кирпичу, лишь вздыхала, качала головой и снова вздыхала: после той памятной беседы по дороге из аэропорта, Штефан вел себя, как помешанный.
Его холодная вежливость превращалась в ледяную официальность, стоило Сюзанне хотя бы скривиться при упоминании этой продувной стриптизерши. И он уже вполне твердо предупредил сестру, что «не желает слышать, как оскорбляют его любимую женщину».
– Он стал просто невыносим! – пожаловалась Сюзанне. – И кроме того, он пригласил эту шлюху в гости! Она приедет сюда! Будет жить в доме, где я выросла. Слава богу, что мама и папа уже умерли, иначе они не сумели бы этого пережить!..
Дело принимало по-настоящему неприятный оборот. Однако, фрау Мартинелли не относилась к тем слабонервным курицам, что сдаются едва мужчина заявляет о крепости своих намерений по отношению к другой женщине.
И потому, подавив клокотавшую в горле ярость, она сменила тему и, похлопав подругу по руке, заговорила о другом.
***
Ира медленно вышла из зала получения багажа.
В Новосибирске, где в ее паспорт вклеили новенькую шенгенскую визу, она умудрилась подхватить ужасную простуду. Теперь ее носу каждые двадцать минут требовался «Отривин», а каждые две минуты – салфетка.
Ноздри у нее были красные, глаза слезились, волосы, уложить которые у нее не было сил, выглядели, как пакля. Однако хуже всего у нее было на душе. Поддавшись обиде, она поступила, как Цезарь перед Рубиконом. Назад пути не было.
Ира прекрасно понимала, что сделала, как и то, что сделала это зря. После того, как умерла три года назад бабушка, а Ира выгодно обернула квартиру в деньги и целый год только и делала, что тратила их, в России ее больше никто не ждал. Не считать же за пример ожидания алкоголичку-мать, которая бросила ее в далеком детстве и с тех пор если и появлялась на дороге, так лишь с просьбой о деньгах.
Ира ненавидела ее и стыдилась, но прогнать не могла. Поэтому она и продала квартиру, в надежде избавиться от мамаши навсегда. Но время, отведенное ею самой себе на покупку новой квартиры пролетело, как скорый поезд мимо маленькой станции. И ей пришлось вернуться к работе, располагая лишь небольшой суммой, которой при ее транжирстве хватило бы на пару месяцев.