На самом деле в те дни закончилось то, что было лишь имитацией физического влечения, великолепно разыгранного Амалией. Сегодня у меня на сей счет почти не осталось сомнений. За шестнадцать лет нашего брака произошло много всякого, но именно этот обман мне труднее всего простить. Будучи женщиной расчетливой и прагматичной, Амалия выбрала меня, преследуя двойную цель: получить не только сперматозоиды, гарантирующие ей материнство, но и простофилю, который будет помогать растить выношенное ею дитя. Она без труда добилась своего: хватило минета в лиссабонской гостинице, чтобы я попал в ее сети.
Случались ночи, когда я буквально умолял Амалию о близости и тем самым, не сознавая того, только углублял ее презрение, поскольку в глазах жены превращался в лишенную собственного достоинства и характера куклу, готовую за несколько мгновений наслаждения заплатить часами и даже днями унижений.
Мучат ли меня подобные воспоминания? Еще как мучат, черт побери, но тем сильнее я испытываю потребность под конец жизни вычерпать всю грязь, скопившуюся у меня внутри. Не желаю быть похороненным вместе с ней, хочу примириться с самим собой и в последние минуты почувствовать себя душевно чистым.
Однажды ночью, когда меня особенно сильно разобрало, мы с Амалией чуть не поссорились. Правда, до серьезной размолвки дело не дошло, потому что я, к счастью, вовремя сдал позиции – у меня, видимо, хватило на это здравого смысла, поскольку я сам испугался того, как неудержимо мне захотелось разбить жене лицо в кровь. Другой на моем месте, скорее всего, и вправду ударил бы ее, но я на такое не способен. Я вообще никому не могу причинить боль. И не хочу быть похожим на своего отца, который считал материнскую вагину своей собственностью и никогда бы не позволил, чтобы мать в чем-то ему отказала или его ограничивала из желания добиться невесть каких уступок, а то и вознаграждений.
По взаимному соглашению мы с Амалией стали спать отдельно. Теперь-то я понимаю, каким был дураком. И навным идиотом. И размазней. Мне казалось, что будет правильно, если я не стану нарушать ее ночной покой своим храпом. Она беременна. Скоро у нее вырастет живот. Надо делать все возможное ради здоровья жены и нашего будущего ребенка. И я настолько был в этом убежден, что не только принял доводы Амалии, но и заставил себя пойти на куда большие жертвы, чем требовала она. Знать бы тогда…
Амалия, сидя на диване, кормила грудью нашего полуторамесячного сына. Я готовил на кухне ужин. В ту пору мои навыки обращения с кастрюлями и сковородками можно было назвать весьма скромными, что не мешало мне почти ежедневно исполнять обязанности повара. И еще ходить по магазинам. И еще мыть посуду, пока мы не купили посудомоечную машину. Амалия считала одним из своих главных прав требование разделять между нами домашние обязанности, и это была ее навязчивая идея, о чем она забыла предупредить меня до свадьбы. Правда, я не был тем пресловутым комедийным персонажем, который вечно путает соль и сахар. Я изо всех сил старался, набирался опыта, делал явные успехи и, пожалуй, даже с удовольствием взял бы на себя многие повседневные заботы, если бы потребность в физической любви не заставила меня очень явственно и остро осознать, что я стал жертвой обмана.
В воспоминаниях я вижу, как режу кружками баклажан, пользуясь длинным ножом, который любил, хотя он и был неудобным, потому что нож входил в кухонный набор, подаренный нам мамой. Я собирался обвалять кружки баклажана в панировке и поджарить, чтобы подать вместо мяса и рыбы, от которых Амалия стала отказываться, прочитав несколько статей с описанием процессов производства продуктов питания. Теперь, кстати сказать, она нередко рассуждает на эту тему в своей программе на радио.
Я зачем-то ей понадобился, и она меня позвала. Войдя в гостиную, я увидел жену сзади: она сидела, прижав голову ребенка к груди. Красивые длинные волосы волнами падали на плечи. Она была по пояс голой и выглядела очень хрупкой: нежные изгибы спины, тонкие руки – все это обычно вызывало у меня прилив огромной нежности. Амалия всю себя отдавала процессу кормления, главным для нее в тот миг было покрепче прижать к себе младенца, ни на что другое она не обращала внимания, а у меня вдруг разыгралась кровь. Признаюсь, что был готов на все, лишь бы занять место сына и жадно прильнуть к ее груди. В голове у меня вихрем закрутились эротические картинки, и я едва не потерял над собой контроль. До чего красива была эта ледяная статуя, притворившаяся женщиной! Я остановился в двух-трех шагах от нее и только тут заметил, что принес с собой нож. Внезапная мысль затуманила мне мозги, хотя и всего на несколько секунд, но и этого было достаточно, чтобы с жуткой отчетливостью представить себе, как я сзади кидаюсь на жену и ребенка и безжалостно закалываю их. Амалия успевает коротко вскрикнуть от неожиданности, прежде чем нож входит ей в горло, бедный ангел ничего не понимает.