— Ох, Энджи! Она мне покоя не дает! Ходит за мной с такими глазами, будто я от нее тебя спрятал. Скулит постоянно. А, вот и она.
— Пап, дай мне с ней поговорить.
— Дочь, ты как это себе представляешь?
— Ну, поднеси к ней трубку. Пожалуйста.
— Ну ладно. Нора, с тобой хочет кто–то поговорить.
— Норачка, солнышко, это твоя мамочка Энджи. Помнишь меня?
В трубке послышался громкий лай. Сердце так и заныло. — Милая, я тоже по тебе скучаю, скоро приеду, и мы с тобой пойдем гулять.
— Энджи. Она так рада слышать твой голос, не поверишь. Бегает возле меня, как сумасшедшая.
— Ладно, пап, мне уже пора. На учебу рано вставать. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, дочка. Пока
Может оно и к лучшему, что папа не узнал про общагу. Так ему будет спокойнее. Меньше знает, дольше спит. И мне пора ложиться. Кровать такая теплая, как колыбель младенца. Тепло и уютно.
Я опять провалилась в глубокий сон. Только он теперь был черно–белый, как плохой старый фильм, которые снимали еще до моего рождения. Стоя посреди какого–то кабинета, я видела перед собой Виктора Хинта. Он в своем синем костюме расхаживал от одного угла к другому. Глаза его горели яростью, она проходила через меня, как нож через масло. Наверно, еще чуть–чуть и я бы поседела от страха. Но тут в моей руке зазвонил телефон, а как только я нажала кнопку ответить, то уже первый солнечный луч падал на мое лицо. Я выключила будильник, и еще минут десять провалялась в постели. Так приятно. Лежишь себе, укутанный в одеяло, смотришь, как первые лучи проникают во все уголки комнаты. И никуда не хочется. Но нужно. Поэтому порой приходится заставлять себя вставать.
На завтрак уже не было времени, поэтому я быстро приняла душ, и переоделась. Сегодня должен быть урок физической культуры, пришлось взять сумку побольше. Красится, я не любила, поэтому только слегка подвила черным карандашом глаза. Через тридцать минут к дому подъехала машина Лии.
— Доброе утро, красотка. Как первая ночь в общаге?
— Да, все нормально! Правда поздно легла, пока обустроилась, пока отметили. Мама постоянно носилась за мной. А ты как? Страшно не было?
— Я как–то не заметила, что одна. Поговорила с папой, а потом уснула. Вечер быстро пролетел.
— И как Мистер Кастер отнесся к тому, что ты живешь у Эди на даче?
— Как- как! Я ему не сказала. Не зачем его волновать. Перестань зевать, я и так хочу обратно в постель.
— Ничего не могу с собой поделать. Прости.
— Эдель, нас не встретит?
— Нет, у нее сегодня нет первой пары, так что эта королевна мирно спит.
— Вот же повезло.
— Идем, Энджи. Мистер Хинт думаю, не любит опоздавших. — От этого имени мое тело отказывалось слушать мой мозг. Ноги начинали подкашиваться, а руки хотели обхватить меня так, чтобы нельзя было дотронуться. Не хотелось ощутить прилив его гнева снова. Этот старикашка меня пугал. Мы вошли в аудиторию, половина парт была уже занята. Лия выбрала парту почти на самом верху. Я сунула сумку под стол и села.
— Слушай, забыла спросить, ты о чем написала статью?
— В смысле? Какую статью? — у Лии вдруг побледнело лицо. А глаза стали широкими, как никогда.
— Ты шутишь, да? Скажи, что шутишь!
— Лия, о чем ты? Я ничего не понимаю.
— Боже, ты, правда, не написала! — Лия уже не спрашивала, а будто констатировала факт. Тут в аудиторию вошел Виктор Хинт, с явно отличным утренним настроением. Сегодня он был одет проще, никаких костюмов, только черные джинсы и синяя рубашка, поверх которой был одет жакет. Наверно синий все- таки его любимый цвет. — Ну конечно же, ты же в шоке была от того что он тебе наговорил, вот и пропустило домашнее задание. Он задал всем написать статью на любую тему. И сказал. Что каждому придется, прочесть свое творение.
— Кошмар. Нет, ну только со мной это могло случиться. И что же мне теперь делать?
— Попробуй сейчас написать что–то. Не думаю. Что он спросит первой тебя, но лучше поторопись.
— Но это получится необдуманная ересь.
— Другого выхода нет. Пиши.
Я сидела, а в голове не появилось не одной мысли. Время шло, а старикашка пока никого не спрашивал. Будто что–то выжидая. А может он заметил, что я ничего не сделала. Да, нет. Сумасшествие какое–то. Нужно перестать об этом думать. Я должна написать. В аудитории пронеслась волна холодного ветра. Такого нежного, и в тоже время грубого, как скала.
— Простите, можно войти? — в дверях стоял высокий парень, с совершенно белыми волосами, как только выпавший снег. А может даже светлее? Никогда даже не видела что–то подобное.
— Немного бледноват, а так очень даже ничего!