20 глава
Сердце заныло, и боль свалила меня на колени, а затем и совсем выбила опору из под ног. Будто изнутри вынимали наживую что-то очень важное, что-то, что заставляло жить. Голова начала проваливаться сквозь ледяную поверхность, засасывая все остальное тело поочередности. Все прекратилось, когда мое тело, оказалось, по ту сторону стены, на которой я пять секунд назад корчилась от боли. Тут, в этом сером мире, я заледенела. Кости промороженные до их основания, как и мышцы, укрывавшие их, промерзли, но холод не был так ощутим. Сырость присутствовала в каждом уголке, миллиметре домов. Не пропуская происходящих действий, я шла куда-то вперед, до тех пор, пока плечом не столкнулась с камнем. Твердый, как статуя высокий камень с алмазно –зелеными глазами. Это была статуя высокого парня, в укрытом длинном плаще и капюшоном, надвинутом на мраморное лицо. Эти зеленые глаза устремлены не на меня, а высоко наверх, откуда только что, упала я. И отчего-то они грустны и пусты одновременно, лишь их цвет живой, но очень холодный, как кусок льда на теплом плече. Будь я в своем теле, мурашками покрылась от одной мысли об этом.
Руки начали зудеть в ладонях, на миг я услышала стук собственного сердца, колотящего так глубоко внутри, что это казалось бы невозможным. Одна ладонь коснулась статуи и клянусь своим дневником, она двинулась. Я приложила вторую ладонь к руке статуи, проводя большим пальцем по внутренней ее стороне , и она снова двинулась. Не на месте, а внутри, будто под камнем что-то шевелилось, что-то живое. Я подошла ближе, и ухом приложилась к груди холодной статуи. Не обращая внимание на свое ритмичное сердцебиение, я слышала еще посторонние короткие стуки. А потом заиграло фортепьяно, мелодия классиков, старая. Но в новом исполнении более чувственная, живая, как моя кровь, текущая по венам. Статуя снова шелохнулась, но уже не внутри, а просто вперед. Мою руку крепко сжала теплая ладонь, минуту назад, которая еще была холодной. По спине скользнула еще одна рука, и мое тело крепко прижалось к телу мужчины в плаще. Капюшон скрывал лицо на половину, из темноты его я видела горящие пустые глаза, смотрящие прямо на меня, а свет озарял сторону его губ. Мелодия проигрывала повтор, как заезженная пластинка на магнитофоне у нашей соседки. Моя бывшая статуя опускала голову ко мне, и продолжая смотреть в его бездонные , как пропасть в аду, зеленые глаза я сначала погрузилась в полную тьму, и только за тем ощутила поцелуй Смерти. Только от такого можно было умереть на месте. Поцелуй на грани возможной нежности и грубости, сладости и горечи, как слезы от потери любимых. Будто все в одном прикосновении губами смогло бы передать все наши эмоции ощущаемые нами при жизни. Значит ли это, что я умерла? НЕТ, ЭТО ЖЕ ПРОСТО СОН. Но такой яркий и на половину живой, что порой хочется уснуть на вечно. Самая красивая Смерть, уснуть и не проснуться.
Касание наших губ закончилось и в тот самый момент тело, будто начали всасывать, как воздух, вытянутый из комнаты в контейнер.
Голова Лии легла мне на руку придавив ее так сильно, что будучи еще во сне я это ощутила. Открыв глаза, я попыталась вытащить руку, не тревожа сон подруг, которые так и не шелохнулись. Эдель одной ногой почти сползла с края кровати, Лия же заняла куда более просторную ее часть. Я зажатая между ними старалась особенно не двигаться, только голову слегка подняла, чтобы убедиться в том, сколько еще времени можно спать. А ведь вчера мы так и не завели будильник, уснули как от дозы снотворного. Будь я пьяна, даже и глазом ночью не моргнула. Позади головы Эди на прикроватном столике стоял электронный будильник, с зелеными цифрами на маленьком экранчике. Понедельник властвовал в ночи, как король недели. Никогда не любила его, вот только ты расслабляешься в выходные, и на тебе понедельник портит тебе все удовольствие. Другое дело пятница, ее я люблю больше, с ней за руку ходит отдых и веселье. Зеленые палочки превратились в четкое число. 06:30 утра. Голова опустилась обратно на подушку, прижимая пряди моих волос. Порой я так ложусь, что прижатые мной волосы стягивают кожу головы, как натянутую на лицо маску. Неудобно жуть, особенно если волосы длинные, даже мои средней дины тоже порой не очень удобны. То в молнии куртки застрянут, то с утра не расчесать спутанные узелки, то порой даже прижму собственной рукой, пока переваливаюсь с одного бока на другой. Иногда приходя в парикмахерскую, хочется отрезать половину длинны и сделать каре, но как только я это представляю, желание отпадает. Моя рука начала меня волновать, я почти на половину ее не чувствовала. Пришлось приподнять туловище и осторожно вытащить ее из под Лии. Та снова перевернулась и тихо сделала глубокий вдох. Проползая между двух подруг, я скользнула вниз с кровати, так тихо, как это могло быть. Им по-видимому не мешала движение вокруг, ведь их сон был очень крепким, жаль мне не удается так спать.
Вытащим из комода белье, я направилась в общую ванную. Дверь в комнату я прикрыла, пусть хотя бы они поспят еще один час, а мне этого точно не дано.
Мой телефон лежал прямо на зеркальном столике перед ванной, не помню, чтобы вчера я его доставала, но сам факт его присутствия здесь не оспорим. Номер Реда я занесла в записную книжку и пометила его как срочный вызов. Если я позвоню ему сейчас, он подумает, что я полоумная. На дворе ночь, а я к тому же не сплю, как будто сова. Нет не буду. Рука оставила телефон на том же столике, и я вошла в ванную, закрывая за собой дверь.
Бездна окружавшая меня больше не добавляла сил. Ее сырой пропитанный стариной воздух нес отвращения моего телу. Разве может быть такое. Я Смерть, а мир созданный для меня мне не мил. По крайней мере нет уже таких сил его терпеть и соглашаться с таким существованием.
Сквозь мое плечо пронесся ледяной ветер и я отшатнулся в левую сторону. Один из призраков Бездны только что врезался в меня и не посчитал нужным извиниться, только серебренным глазом полупрозрачной оболочки покосился в мою сторону, и снова испарился без следа. Не выношу призраков, они совсем ничего не понимают в вежливости и в понятии личного пространства. Могут и сквозь тебя пройти и просто уставиться в твою сторону, и жестами привлекать к себе внимание. Еще хуже, когда они вламываются в чужие дома, хотя вламываются не совсем подходящее слово их сути. Они просто не видят границ в пространстве, для них весь мир одно целое. Без преград, стен, каменных полов и т.п. Призраки наглецы еще те. А самое отвратное в их сути, что хуже чем они есть, не будет. Ни сдачи дать, ни пенок, ни табличку 'ПНИ МЕНЯ' на спину не повесить.
Вот демоны разные, это другое дело. Они в большей своей части имеют телесную оболочку, так они называют свои тела. Этим хотя бы угрожать не бессмысленно. Суккубы, присасывающиеся к потаенным желаниям людей через их сны, страшны лишь смертным, ведь через их покой те черпают жизненную энергию, доводя человека чуть ли не да комы. Есть еще Грешники Ада, те кто даже в Бездне нашел чем испортить свое вечное наказание и напакостить всем его обитателям. Третьесортные губители душ, маньяки, педофилы, некроманты и прочие сатанисты, возглавившие себя сынами и дочерями Люцифера. Есть здесь и обычные люди, в жизни, живущие нормальной жизнью, но скрывающие под нескончаемым количеством масок свои страшные лица. Души настолько грязные, что их не отмоет ни один волшебный родник. Лжецы, предатели, аферисты, люди наваривающиеся на горе других, даже бывшие священники яро желающие быть ближе к Богу, что готовы идти по дороге мертвых и искалеченных тел . Ад не лучшее место, не такое веселое, как многие думают. Здесь нет больше жизни, здесь больше нет прекрасного и счастливого, тут лишь серая мгла, бесконечное проклятье.