— Я бы понял, Алин. Понял! Но не спустя четыре года. Моему сыну четыре года! С ума сойти можно. Да, ты, бл*дь, хоть понимаешь каково это? Ты спрашивала меня, как я могу работать над делом Ливанова, как могу отнимать у кого-то детей, а сама лишила меня сына! Господи, мой ребенок четыре года рос, как какой-то… У меня не хватает слов. Я сейчас просто…
Он схватился за голову и вскинул ее к потолку, тяжело дыша.
— ААААА! Я сейчас просто взорвусь! — прокричал Женя. Я вздрогнула и зажмурилась. Никогда не видела его таким. — Алина! Мой сын рос без отца. Как ты могла упрекать меня моей работой, когда так легко решила судьбу нашего сына?!
— Все не так! Я собиралась тебе рассказать…
— Когда, Алина? Когда? Четыре года. Мать твою! Четыре года! Ты все это время собиралась? А если бы… Черт! Если бы я сейчас не услышал этот разговор?
— Думаешь, легко сознаться в этом? — От отчаяния я тоже перешла на крик. — Я каждый день собиралась тебе позвонить и рассказать, каждый день после возвращения в город хотела во всем признаться. Но мне было страшно, понимаешь? Думаешь, легко рассказать о таком?
— А сейчас легче? Ты четыре года была рядом с ним, смотрела, как он растет… Твою ж мать, а я ничего не видел! Ни-че-го! Не видел, как он сделал первый шаг, не слышал, как произнес первое слово!
С каждым словом, которое Женя будто выплевывал, я понимала насколько он прав. Только изменить уже ничего не могла. Слишком поздно жалеть. Оставалось лишь молить о прощении. И надеяться…
— Прости меня. Я очень тебя люблю…
— Любишь? — злобно усмехнулся Женя, после чего развел руками и нервно прокричал: — Да ты любить не умеешь! Если только себя! Если бы ты меня любила, мой сын был бы рядом со мной. Да ты даже его не любишь, тебе плевать на то, что ребенку нужен отец. Ты только о себе думала, о своих обидах, Алина. Ты. Не. Умеешь. Любить! Себя, да! И сын у тебя вместо игрушки! Если бы любила хоть одного из нас, не поступила бы так…
— Жень… — Я сделала шаг ему навстречу, но он отступил.
— Это каким же надо быть конченым человеком, чтобы не заслужить права быть рядом с собственным сыном. Ты меня таким считаешь?
— Прости… — Колени подкашивались. Слезы застилали глаза. И только резкий тон Колосова заставлял меня держаться из последних сил.
— Простить? За что? А твои родители? Они, судя по всему, проклинают брата твоей подруги за то, что бросил их дочь беременной. Да? А Ваня? Что ты ему наговорила про отца? Неужели за все эти годы он ни разу не спрашивал обо мне?
— Спрашивал. Я говорила, что у тебя работа такая. И как только…
— Работа такая? В космонавты меня записала? В капитаны дальнего плавания?
Женя провел ладонью по лицу и уставился в пол.
— Прости меня.
Он поднял на меня тяжелый взгляд.
— Ты хоть знаешь, что мне хочется сейчас с тобой сделать? — Голос его прозвучал холодно и зло. — И в этом списке слова «простить» нет! Алина, как ты могла так поступить?.. Даже не со мной. Черт с этим! Я уже понял, что ты меня ни во что не ставишь. Как ты могла так поступить с Ваней?
— А что я должна была сделать, когда услышала в телефоне твои стоны? Что?! — прокричала я, теряя контроль.
Боже, я не знаю, как сейчас вести себя с ним, как все объяснить!
— Да что угодно. Но не впутывать сюда ребенка. Это наши с тобой отношения, наша жизнь. И мой сын здесь абсолютно ни при чем. Он сам должен решать: общаться со мной или вычеркнуть из своей жизни. Он, Алина, не ты! Ты не имела права решать за него!
— Я ничего не решала. Так сложились обстоятельства…
— Какие, к черту, обстоятельства? На протяжении четырех лет обстоятельства… Ты бредишь? Четыре года! У меня в голове не укладывается.
— Прости, — прошептала я, вытирая ладонью слезы со щек. — Прости меня. Я, правда, хотела тебе рассказать.
— Знаешь, куда можешь засунуть свои извинения? — сквозь зубы процедил Женя.
Я снова сделала шаг ему навстречу, но он отшатнулся. Это и сломало меня.
— Я люблю тебя, милый. Прости, прости меня… — Заливаясь слезами, я все-таки подошла к нему, вцепилась руками в его запястье и попыталась заглянуть в глаза. Но он упорно отворачивался. — Прости, пожалуйста. Я виновата, очень виновата перед тобой, но прошу тебя, прости…
Сначала Женя пару раз тряхнул рукой, пытался таким образом скинуть мои руки, а потом и вовсе стал силой отцеплять мои пальцы.
— Не трогай меня. Отпусти.