— Меня ты уже подготовила. Целых четыре года готовила. Звони, давай, — кивком указал на сотовый.
— Ваня хоть отдохнет…
— Давай, он сам решит, что ему делать: к отцу лететь или дальше наслаждаться отдыхом.
Черт! И как родителям объяснять это все?
— Я не знаю, как родителям объяснить, для чего…
— Звони! — рыкнул Женя и поднялся с кресла. В два шага приблизился к кровати и навис надо мной, спрятав руки в карманах брюк.
Дрожащими пальцами я открыла список контактов, выбрала нужный. Гудок. Еще один.
— Да, дорогая. А мы как раз тебя вспоминали сейчас. Ты как там?
— Мам, привет. У меня все нормально. А вы чем там занимаетесь? — Я подняла взгляд на Женю. Он насмешливо изогнул бровь и наклонил голову набок, ожидая от меня решительных действий. Боже! Он даже не понимает, что я смотрю на него и задыхаюсь от любви. Хочется прижаться к нему, расцеловать все лицо, каждую частичку кожи на его теле.
— Ванечка с дедушкой в шахматы играют. Это надо видеть, — засмеялась мама.
— Мам, а вы не устали? Может, домой прилетите?
— Ты по Ване соскучилась?
— Конечно, соскучилась. Мам, тут такое дело… — Я потерла пальцами лоб и тяжело вздохнула. — Ванин папа хочет с ним встретиться.
В трубке повисла пауза.
— Мам, когда прилетите, я все объясню. Эм… Дай трубку Ване.
— Объявился, значит!
Я посмотрела на Женю и скривилась. Он услышал. И судя по тому, как тяжело втянул в себя воздух, слышать это ему было неприятно. Черт! Конечно, неприятно! О чем я вообще думаю?
— Мам, все не так. Я, правда, все объясню, просто это не телефонный разговор. Передай трубку Ване.
— Сейчас.
— Мама, я в шахматы иглаю. И выиглываю! — важно произнес Ваня.
Я невольно засмеялась.
— Ты у меня умница. Как у тебя дела?
— В плинципе, холошо. — Я даже представила, как он для убедительности покачал головой. Потому что всегда так делал, когда произносил эту фразу.
— Милый, а ты не хочешь приехать ко мне?
Женя прокашлялся.
— Тебя папа хочет увидеть, — поспешно добавила я и замолчала.
— Какой папа? Мой папа? — удивлено спросил Ваня.
— Ну, конечно твой. Чей же еще?
— У него закончилась лабота?
— Да. Ну так что? Будешь до конца месяца с бабушкой и дедушкой путешествовать или полетишь к папе?
— К папе хочу, — тихо и как-то смущенно проговорил Ваня, и у меня защемило в груди. Он произнес это таким тоном, словно я что-то отобрала у него, и теперь он просил вернуть это обратно. Ну и дура же я!
— Тогда скоро увидимся. Дай бабулю. Люблю тебя, мой хороший.
— И я тебя, мам.
Мы с мамой быстро обсудили их возвращение в Россию. Она сказала, что по графику они останавливаются в порту только завтра. И когда билеты на самолет будут на руках, они мне сразу же позвонят.
— Они позже сообщат, когда точно прилетят, — прошептала я, сжимая в руках сотовый и не отрывая взгляд от экрана. Честно говоря, взглянуть на Женю я боялась.
— Позвонишь, когда станет известно время прилета. — Он развернулся и направился к двери. Его равнодушный тон убивал меня.
— Ты все равно трубку не берешь! — прокричала я ему вслед, ударяя кулаками по одеялу. Выглядело это по-детски, знаю, но сдерживать себя становилось все труднее.
— А нам не о чем было говорить, — на ходу бросил Женя, не оборачиваясь.
Через пару минут хлопнула входная дверь. Снова ушел. В двенадцать часов ночи? Явно не на работу. Тогда куда? Я вскочила с кровати. Спать уже не хотелось. Хотелось только одного: знать, куда отправился Женя. Проходя на кухню мимо прихожей, краем глаза заметила на обувной тумбе ключи. Ключи от моей машины! Женя говорил, что вернет их мне только тогда, когда я стану Колосовой. На глаза навернулись слезы. Отпускает меня. Совсем. На все четыре стороны. Так, что ли?
На кухне я быстро подошла к окну. Точно! Моя машина стоит у подъезда. Вот и все! Ноги подкосились. Я упала на колени и, сложив руки на подоконнике, уперлась в них лбом. Как так? Он ведь меня не бросил? Он ведь любит? Он просто решил вернуть мне машину. И это ничего не значит!
Только комок, подступивший к горлу, не давал нормально дышать и поверить, что это действительно ничего не значит.
На следующий день Женя так не приехал. Звонить ему без дела я побоялась. Но, не выдержав неизвестности, позвонила Миле, от которой узнала, что он ушел от них еще вчера вечером. Говорила Мила отрывисто и сухо, отчего на душе стало совсем мерзко. Чувство тоски и одиночества крепко пробралось в мозг, и вытравить его оттуда я была уже не в силах.