Снова начинаю краснеть. А Роман Романыч разворачивается к своему столу, прочищая горло.
— Поменьше напрягать ногу. — Пауза. — Вы на пару не спешите?
— Да нет, конечно.
Я расплываюсь в улыбке. Что я там у англичанки не видела?
— Вы остроумная, Иванова, не так ли? — Ещё раз чешет подбородок профессор и щурится, продолжая меня разглядывать, наощупь за спиной что-то выискивая.
Это ещё что за «День Розовой Пантеры»? Какая ему разница остроумная я или нет? Я ему что, понравилась? Ну, этого не может быть. Он же взрослый. А я — это просто я. Глупая девчонка в кедах и широченных джинсах, с хвостиком на макушке. Я, конечно, уже голосовать могу и даже гулять после двадцати двух по закону, но мне казалось, он ко всем нам — первокурсникам — относится как к неразумным детям, ограниченной молодежи и недоразвитым личностям. Боже, а вдруг в его глазах я особенная? Вдруг это оно? Чудо?! Вдруг ему нравится то, как я…
— Иванова, мне нужен студент от нашей кафедры для выступления на семинаре. Вы подготовите доклад, я вам помогу, разумеется, а потом поучаствуете в «Что? Где? Когда?». Это будет через несколько недель, придется поехать в Керчь. Вы бывали в Керчи, Иванова?
— Я? Доклад? Но я никогда не участвовала в «Что? Где? Когда?». И доклад по вашему предмету, вы уверены, что я справлюсь?
Синие глаза смотрят прямо на меня, не мигая.
— Как называется аналитическая работа Н. Гудмена и других исследователей об искусстве как языке культуры и о проблемах перевода этих языков?
— «Что такое философия?» — выдаю я, не задумываясь.
Всё дело в том — чтобы не опозориться перед Роман Романовичем, я старательно готовлюсь к его предмету. Вот только со сном я опростоволосилась, а так-то всё больше стараюсь. Читаю, учу, зубрю, если не понимаю.
— Вы приняты, Иванова, будем готовиться. А теперь бегите, а то Лариса Владимировна мне голову оторвет за то, что пары ей срываю.
Дальше он начинает что-то искать на столе и при этом улыбается. Весело ему стало при воспоминании об англичанке. А у меня зубы сводит от этой его улыбки. И я даже не знаю: расстраиваться мне или скакать на одной ноге от того, что он знает у кого именно моя пара. Потому что толком не понятно: то ли он знает, что у меня сейчас занятия у Барановой, то ли он следит за её расписанием. Ëлы-палы, ну что за каша у меня в голове? Я знаю, что он знает, но не знаю про кого знает... А-а-а, спасите-помогите!
— Меня зовут Наташа, — смело выпаливаю, ковыляя к выходу.
— Хорошо, Наталья, сколько у вас пар в среду? — спрашивает он, не глядя в мою сторону.
Вот терпеть не могу своё полное имя.
— Четыре, Роман Романович.
— Отлично, встретимся после четвертой пары здесь, на кафедре, начнем подготовку.
Глава 4. В погоне за идеальными бровями и бутерброд от Ивановой
— Эй, Евка, псс, — подзываю подругу, пододвигаясь по лавочке ближе к ней.
Подруга отчаянно качает пресс, подсунув ноги под деревянную перекладину.
— Чего? — бормочет подруга, кряхтя, подымается и снова опускается. — Халявошница ты, Наташка, я тут одна надрываюсь, а она на лавке попу греет.
В спортзале царят шорохи, вздохи и стоны. Лаврентий Геннадьевич, словно надзиратель концлагеря, скрестив руки за спиной, ходит между лежащими на полу студентами, проверяя правильность выполнения упражнений.
— Мне по ноге между прочим проехали.
— Если бы тебе проехали по ноге…
Ева приподымается, её лицо краснеет, а лоб покрывается капельками пота.
— Если бы тебе по ноге проехали, то там всё раздробило бы. А ты вон ходишь.
— Эй, спроси у Заболоцкого!? Он всё видел.
— У тебя Заболоцкий с языка не сходит.
— Не говори глупости, на ютьюбе уже даже ролик есть про то, как я ору.
— Ура, ты знаменита.
— Дамочки! Хватит разговаривать, работаем! — орёт Лаврентий в нашу сторону.
— Ладно, что хотела? Быстро давай, пока Геннадьевич не смотрит.
Немного неловко и даже стыдно. Сейчас она будет смеяться и говорить, что я делаю это ради профессора. Но, во-первых, она не знает про моё спецзадание, а во-вторых, посмотрев на себя в зеркало, я поняла — если и ходить к нему после пар, то явно не в этих штанах. А Евка она модная, она разбирается.
— Мне маман на день рождения подарила деньги, ну и я поднакопила немного. Короче, я хочу чтобы мы…
— Шопинг? — Опирается на локти и вытягивает шею Евка. — Ураа!
— Три штрафных круга трусцой, Ева! — рявкает Лаврентий на весь зал, а я присаживаюсь поудобнее, чуть отодвигаясь.
Взглядом молю подругу о прощении, она встает и зло косится на меня.