— Надо Протаса подтянуть ненадолго, побазарить, — уверенно сказал Солома куму, когда его вывели на продол.
— Зачем он тебе? — сузив глаза спросил Дунаев.
— Надо, Степаныч. Ты, кстати, не знаешь, чё у него там по делюге? Никого он там не сдавал?
— Нет. Его самого сдали. А тебе зачем?
— Просто знать, что за человек. Народ недовольство проявляет в тюрьме, надо их успокаивать, а то за малолеток они могут и всё остальное вспомнить. Ты же знаешь, им только повод дай. — Солома говорил уверенно, чувствуя свою силу. Если насчёт посещения Ольги он пока не мог просить, то здесь все козыри были у него в руках и он умело пользовался происшествием с малолетками, прекрасно зная, что кум пойдёт ему навстречу. А уже через пару дней, когда всё уляжется, он сможет попросить Дунаева и о встрече с Ольгой, может быть, даже в его кабинете, так как к наведённому порядку он тоже приложил руку, убедив малолеток никуда не жаловаться. Кум ведь не знает, что ему это большого труда не составило, что малолетки весело рассказывали ему об этом, даже держась за отбитые места и смеясь при этом. Для них это было весёлым приключением, и жаловаться они и так никуда не собирались, и рассказывать родителям тоже. Так что Солома честно и уверенно смотрел прямо в суженные глаза кума.
Но Дунаев даже не пытался определить, врёт смотрящий или нет. Он сощурился, прокручивая в голове собственные мысли. Он подумал, что не зря смотрящий ищет косяки за Протасом. А в столе в кабинете кума лежали малявы от Соломы Протасу и от Протаса Ольге Шеляевой, где он хаял смотрящего. Дунаев думал, как бы это использовать. Он не знал, трахалась ли Ольга с кем-то из малолеток, но был необычайно рад, что Шаповалов от неё отвернулся. Получив малявы в руки, он даже хотел сначала отправить их Ольге, чтобы она не досталась и Соломе. Но мысль о том, что Шаповалов может отойти от злости на неё и опять начать ухлестывать, остановила его от этого. И теперь изощрённый ум старого оперативника думал, чем ещё он может насолить уголовникам. В конце концов он решил, что если оставит у себя одну малявку, то потом ему хватит и её, чтобы испортить отношения Ольги с Соломой, когда уже будет всё ясно с Шаповаловым. А пока ему хватит и одной, чтобы Солома дал по ушам этому зарвавшемуся Протасу, который считает себя настолько выше всех, что не боится рассказывать девчонке гадости даже про Солому. И к тому же каждый раз, когда Дунаев смотрит в глазок хаты восемь семь, Протас или намазывает хлеб красной икрой или всю зиму ест фрукты такие, какие даже в небедной семье кума не каждый день позволялись.
— Ладно, — сказал он наконец, — позже приведут.
— А чё позже? — несильно возмутился Солома. — Сёдня ж суббота, никого нет, ни хозяина, никого… давай щас…
— А чё мне хозяин? — вскинул гордо голову кум.
— Ой, извини, — осёкся Солома. — Ну всё равно, чё ждать-то?
— Приведут позже, жди, — властно произнёс кум и кивнул головой дежурному по этажу, чтобы закрыл смотрящего обратно.
Бандера задумчиво смотрел на лежащую перед ним ручку. Её сделали только к утру, как раз к тому моменту, когда пришёл, наконец, перед самой проверкой ответ из семнадцатой Потапу. Малёк женщинам они писали вместе, и задали такой вопрос Сержантке, чтобы она поинтересовалась у Косы, почему Ольга перестала писать своёму другу и подельнику Юрию. Потап, с подачи Бандеры написал так, что как будто увидел у Юрика Ольгину фотку и, так как они между собой не общаются, хочет сам познакомиться с Ольгой и спрашивает, нет ли у ней кого-нибудь ещё. Ответ был однозначный: Потапу там не хрен ловить, потому что она крутит с самим Соломой, и поэтому, естественно, не общается даже со своим подельником и бывшим любовником.
Не верить ей не было оснований, она была лицом далеко незаинтересованным самим Потапом, просто предупреждала его по-дружески. Да и сам Бандера хоть и надеялся на то, что это могло быть не так, но слишком уж всё сходилось к тому, что Потапу напишут именно про Солому. Ответа этого ждал с мондражем и, получив его, заскрипел зубами от злости.
После проверки он, немного успокоившись, лежал на шконке и уже несколько минут смотрел на подарочную ручку. Она получилась красивой, но если Ольга уже видела эти тюремные поделки арестантов, то ничего удивительного бы она не нашла. Все эти ручки были стандартны и мало чем отличались друг от друга, разве что самими именами в подписях. На более красивые пластиковые ручки не было материала, да и если бы и был, Бандера уже сомневался, посылать ей что-то или нет. Он даже сказал Потапу, уже начавшему вязать носочки для Ольги из найденных Бандерой ниток, чтобы пока не торопился.
Злясь на Солому почти как на человека, укравшего уже его, Бандеры, невесту, он всё же прекрасно сознавал, что тягаться со смотрящим в этом уже поздно. Тот имел возможности легально перемещаться по тюрьме и, как писала эта Сержантка из один семь, несколько раз заходил в Ольгину хату именно к ней и делал ей солидные подарки. Теперь, смотря на эту жалкую ручку, Бандера думал, что она может вызвать у Ольги только насмешливую улыбку. И хоть сейчас на смену заступил корпусной Василич, на которого тоже ещё не прошла злость за то, что ему привели в стакан не Ольгу, подтягивать её сейчас для встречи не имело смысла. Она может все рассказать Соломе и тот будет искать за Бандерой косяки, если сильно ей дорожит, потому что прекрасно сознаёт, что Бандера — тоже серьёзный конкурент, хоть и опоздавший. И хоть предъявлять за встречу с Ольгой, если бы она состоялась, он бы не смог, так как Бандера мог и не знать ничего, то уж точно бы постарался устранить угрозу. По крайней мере, ставя себя на место Соломы, Бандера поступил бы именно так. О мирном решении вопроса путём объяснения человеку, что девушка моя и трогать её не надо, он даже не думал. Предъявить же со своёго места Соломе было нечего, да и даже если и было за что с него спросить, сам Бандера бы делать этого не стал. Он был обычным лидером обычной преступной группировки и привык всё делать чужими руками. Сам же решал вопросы, кровью или нет, только когда дело касалось его лично.
И тут он вдруг вспомнил о Протасе и вопросы по поводу девушки, которые хотел ему задать. Ведь мозг Бандеры ещё до этого сообразил, что там всё может быть связано, просто перекинулся на узнавание информации от подруг Ольги и забыл об этом. Теперь же он быстро продумал, что если его предположения верны и Протас именно по этой причине искал встречи с братом Бандеры и положенцем города, то можно будет попробовать нейтрализовать Солому руками самого Протаса, даже не впутывая сюда брата.
Бандера сразу достал тетрадь и, не медля ни секунды, написал Протасу интересующие его вопросы и отправил по срочной.
Дунаев приказал корпусному привести в камеру семь восемь Протасова. Сам он уже сходил в свой кабинет и положил в разные карманы обе малявы, компрометирующие бизнесмена. Стоя в начале перехода между корпусами так, чтобы было видно дверь в семь восемь, он все ещё думал, какую из этих маляв оставить себе. Он просчитывал, какую реакцию каждая может вызвать у Соломы. Если он прочтёт ту, в которой Протасов писал Ольге про смотрящего и говорил, зачем она нужна Соломе и какой он есть человек, то может дать бизнесмену по ушам и сделать его положение и жизнь в тюрьме гораздо сложнее. Но с другой стороны, если потом Дунаев захочет разлучить её и с Соломой и доставит ей его малёк, где Солома говорит Протасу о том, что «она шлюха и сама на шишку просится», то без малька Протаса она может и не понять, что речь идёт именно о ней. Ведь имён там никаких не было.