Не успел Бандера ещё придумать, как отщипнуть ему с Толяном от этой суммы и сколько, как дверь открылась и Василич официально и грубо произнёс, освободив проход:
— Банин.
Бандера сразу вышел, удивлённо смотря на корпусного. Несмотря на официальный голос, он видел, что новость для него у Василича хорошая, но недоумевал. Прошло только минут двадцать с момента, как он дал ему записку. Даже если он уже позвонил, то Толян не успел бы доехать за это время. Хотя…
— Пошли, — произнёс Василич и для вида легонько подтолкнув Бандеру к лестнице, на глазах у дежурного по этажу.
— Уже приехал, что ли? — шёпотом удивлённо спросил Банедра, оказавшись уже на лестнице.
— Пошли-пошли, — загадочно улыбаясь проговорил Василич.
«Неужели уже приехал?» — с радостью думал Бандера, когда корпусной подводил его к мусорской раздевалке, расположенной у выхода в тюремный дворик. Именно здесь проходили все нелегальные свиданки Бандеры со своими друзьями, пока они были ещё живы пару месяцев после его ареста. Толян тоже был здесь несколько раз и когда дверь открылась, Бандера с радостью ожидал увидеть огромную фигуру брата.
Но на лавочке перед раздевалочными шкафчиками сидел Киря, близкий Толяна. Он сразу встал и, запнувшись о стоящую в ногах сумку, подошёл к Бандере и сдержанно поздоровался.
— Давай только быстро, — проговорил Василич. — ДПНСИ-то в курсе, но где-то тут ещё Дунаев шарится, тоже сёдня дежурит.
Корпусной вышел, и Бандера повернулся к Кире.
— А Толяна чё, нет в городе? — спросил он огорчённо.
— Да в городе был, а чё? — просто спросил Киря.
— Как чё?! — ошарашенно уставился на него Бандера. — Я же сказал, мне Толян нужен срочно. Или он там не понял по телефону?
— По какому телефону? — удивился Киря.
Бандера внимательно посмотрел на него и, поняв, что Киря приехал не по звонку, сразу остыл, но продолжал говорить возбуждённо.
— Мне Толян нужен срочно. Позвони ему прям щас. У него есть вот эта трубка, которые с собой там щас уже носят?
— У кого-то есть, но у меня-то нету. И он ещё во Влад собирался, щас там чё-то мутит, даже мне не говорит чё. Если по трассе уже едет, то там пока не берёт труба.
— Тогда быстрее давай, Киря, может он ещё не уехал. Чё у тебя там? — кивнул Бандера на сумку.
— Да баул тебе, а то уже в зону щас могут отправить.
— Как — в зону? Ещё ж ответа на касачку не было.
— Был, вчера ещё. Тебе просто дать не успели расписаться наверно, в понедельник дадут. Тут водка пару фант. Химки и бабок я в торпеду запаял, на держи. Ещё…
— С остальным я сам разберусь, Киря, — перебил его Бандера, выхватив торпеду и подняв сумку с вещами, продуктами и двумя бутылками из-под фанты, наполненными водкой. — Давай быстрее звони Толяну. — Он высунул голову в дверь и, кивнув стоящему рядом и озирающемуся по сторонам Василичу, прошептал: — всё, выпусти его.
Корпусной быстро вывел Кирю за ворота и, вернувшись, повел Бандеру обратно в камеру.
— Ты чё, не дозвонился Василич? — спросил его Бандера на лестнице.
— Нее, трубку никто не берёт. Может нету дома никого или спит.
Только тут Бандера вспомнил, что в спешке забыл взять у Кири номер трубки Толяна, которая у него уже появилась и теперь всегда с собой. А то через тот контактный телефон, что он дал корпусному, его сразу не поймать.
— Ладно, Василич. Он щас может подъехать, нам буквально на десять минут пообщаться. Ты же знаешь, в обиде не останешься. Хокей?
Корпусной улыбнулся в ответ и притворно замахнулся дубинкой.
Из двух полученных от кума мальков Солома показал в камере только один, собственный, который, по его мнению, должен был видеть Немец в хате Протаса.
— Это мне щас кум отдал, — пояснил он со злостью. — Теперь понятно, почему этот гандон упирался, заходить сюда не хотел. Кумовская гнида. Чует, падла, что его ждёт, — негодовал Солома. Он прекрасно понимал, что эту маляву кум сам выхватил вместе с малявой Протаса, из содержания там было всё понятно. Но это было сейчас как нельзя кстати, и он использовал эту возможность, чтобы устранить возможную угрозу от Протаса. А его малёк к Ольге он порвал и выкинул незаметно в мусорный бак.
— Да-а, это же твоя малява ему, — согласно кивал Немец и, после кивка смотрящего, добавил: — То-то я смотрю, он щемится отсюда. Бля, как жопой, сука, чуял…
— Да ссука, хули тут говорить, пошли щас въ…бём его до поноса. Я лично его рвать буду, козла, — Солома злился непритворно, малява Протаса Ольге действительно вывела его из себя.
— Все вместе? — спросил Немец. — А менты…
— Я уже договорился, — перебил Солома. — Идём как бы в гости все вместе. А как зайдём, сразу по седлу ему дадим, — он постучал в кормушку уже предупреждённому Дунаевым корпусному.
— А остальные там встревать не будут? Сколько их там? — резонно поинтересовался Паха.
— Да кто там будет встревать?! — возмутился Солома. — Одни коммерсы, каждый сам за себя. Этого х…я пиз…анем и остальные будут как шёлковые, и уделять сразу начнут как положено, а не на отъе…ись…
Дверь открылась и он сразу замолчал, хотя всё в нём кипело. Корпусной молча провёл их всех, кроме одного шныря, до хаты восемь семь и, открыв им дверь, сказал, показав на часы на руке:
— Сорок минут.
Солома зашёл в хату последним вместе с Немцем, чтобы Протас не начал орать раньше времени, увидев их и поняв, зачем они пришли. Но Протас не закричал даже тогда, когда дверь захлопнулась и в наступившей тишине были слышны шаги удаляющегося корпусного. Наоборот, увидев, что пришло только пять человек вместе с Соломой, причём все были худыми как жерди, по сравнению со Спасским, Тёплым и остальными его друзьями-сокамерниками Протас осмелел и полез нарожён. Зная, о чём пойдёт речь, он смело заявил, сжав кулаки.
— Ну и чё ты хочешь мне сказать, Саня? Что я неправильно тебе предъяву хотел сделать, как Немец говорит? — он кивнул на Немца и опять уставился на Солому. — Так если, по его словам, такие разборки не канают, чё вы щас сами тогда пришли мне качать из-за бабы? Я-то Немца выслушал, и не стал этого делать…
— А с чего ты взял, что тебе за тёлку качать будут?! Понятий, что ли, нахватался, пряник? — резко перебил его пламенную речь Солома и двинулся на Протаса. — За тобой серьёзные грехи есть, сука ты кумовская, очень серьёзные…
— Чё-о-о?! — в свою очередь выкрикнул Протас и, оглянувшись на парней за его спиной, решительно встал в стойку и выпалил первую пришедшую на ум обратку, сидевшую в голове с самого детства и вылетевшую просто автоматически. — Сам ты сука! Понял?
Солома, который был здоровее всех дохляков с его хаты, Паха и ещё двое лагерных блатняков кинулись на Протаса разом. Немец, хорошо понимающий, что за такие слова уже не нужно делать сначала предъяву, а уже потом бить, как они хотели сделать вначале за стукачество, тоже кинулся. Но места вокруг Протаса ему не хватило, и он повернулся к своёму земляку Спасскому и остальным.
— Не вздумайте встревать, Андрей, — резко произнёс он, оглядывая их. Но они и не думали лезть и у некоторых и самих руки дрожали, когда они со страхом смотрели на избиение друга и по чуть-чуть пятились назад. Один Спасской внешне оставался спокойным, видимо думая, что Немец не даст его в обиду. Но сказать он всё же ничего не смог.
— Маляву помнишь? — спросил Немец, показывая ему малёк от Соломы, который они тут же вместе и читали ещё недавно. Спасской молча кивнул в ответ, и Немец показал её остальным. — Это он куму отправил. У вас тут мышь мусорская живет.
Все посмотрели пугливыми взглядами на малёк и уставились на Протаса. Тот рычал как медведь и вертелся, уже не отбиваясь, а лишь пытаясь закрыться руками. Но сыпавшийся со всех сторон град ударов всё же сломал его, и он стал оседать. Понимая, что если упадёт, забьют ногами, Протас изо всех сил держался, и когда сильными ударами сзади под колени Паха всё же свалил его на пол, он дико закричал.