И все же Кира продолжала смущенно молчать. Герцог поздоровался с ней и к тому же улыбнулся? Но что это означает для нее?
Она осторожно разглядывала его.
– Доброе утро. Я почти закончила есть, так что комната будет в полном вашем распоряжении.
– Вам нет нужды спешить. – Герцог положил шляпу на стол.
Так он не хочет, чтобы она поскорее ушла? Гевин положил себе на тарелку лепешку и немного джема из буфета, улыбка все еще была на месте.
– Надеюсь, события прошлого вечера не помешали вам хорошо выспаться. Леди Беккер – близкая подруга миссис Бейклиф. Я вряд ли когда-либо встречал более неприятных дам.
Кира нахмурилась. Неужели герцог действительно осуждает рыжеволосую сплетницу на вечере у миссис Бейклиф? Она снова внимательно посмотрела на него, ища хоть какой-то признак сарказма. Ничего. Как странно. Возможно, настоящий герцог в нем еще не проснулся? Нет, его взгляд выглядел даже слишком острым. Или этот человек заболел... Это имеет смысл, если не считать того, что он выглядит чрезвычайно крепким – даже величественным.
Тогда почему он не только говорит с ней, но даже ведет себя так, будто она не раздражает его больше всех на этой земле?
– Я тоже нахожу их весьма неприятными, – пробормотала она, не зная, что еще сказать. – В этом вы не одиноки.
Кропторн отодвинул стул – не стоящий во главе стола, а тот, что прямо рядом с ней, и снова улыбнулся. Его улыбка ослепляла, очаровывала. Все это выглядело очень подозрительно.
Вероятнее всего, его светлость состряпал еще одну хитрость, чтобы выбросить ее из жизни Джеймса, а поскольку она понятия не имела, как улыбка может помочь его задаче, то подумала, что лучше подождать, пока все само не обнаружится.
Кира отложила салфетку и встала.
– Благодарю вас за ваши слова о леди Беккер. Приятного вам аппетита.
Она едва успела повернуться и сделать шаг, как он окликнул ее:
– Подождите! – Герцог проворно вскочил. Он стоял, высокий и широкоплечий, и выглядел одновременно напряженным и нерешительным. Странное поведение, особенно после его улыбок.
– Да?
– Пожалуйста, сядьте. Я... – он запнулся, – я бы хотел кое-что сказать вам.
Кира подняла бровь, вопросительно и в то же время с вызовом, отчего герцог поморщился; выражение его лица стало на удивление милым.
– То, что я должен сказать, будет приятно, клянусь.
Приятное? От него? Звучит сомнительно. Хотя Кира не доверяла герцогу, он постоянно интриговал ее; по какой-то странной причине ей захотелось остаться и услышать его «приятный» разговор.
– Я слушаю. – Она снова села, в то время как герцог остался стоять.
– Разумеется, вы заметили, что я защищаю мою семью.
В ее улыбке сквозила ирония.
– Несомненно.
– Джеймс на целых восемь лет моложе меня, и у него не всегда хватает опыта, чтобы принимать правильные решения.
Он что, хочет сказать, что, попросив ее руки, Джеймс сделал поспешный и непродуманный выбор? Кира изумленно посмотрела на герцога.
– Не поймите меня неправильно. Вина лежит на мне. Я настолько привык присматривать за Джеймсом и даже подвергать сомнению его решения, что иногда забываю кое о чем. Его решения могут быть совершенно правильными.
Выходит, теперь он одобряет ее? Если так, то ей вряд ли стоит верить хоть одному его слову.
– Вы никогда не считали меня подходящей парой для вашего кузена, – заметила она.
Герцог кивнул:
– Верно, однако прошлая ночь доказала мне мою ошибку. – Его глаза как бы сквозь темный бархат вглядывались в нее. – Ваши слезы были искренними, слова леди Беккер и ее подруг причинили вам боль. Виновная женщина вела бы себя совершенно по-другому.
Надо же, какой он наблюдательный! Кира удивленно смотрела, как герцог взял шляпу каким-то нервным жестом.
– Неужели? – Она чувствовала, что надежда уже пустила корни в ее душе.
– Связав это с тем, как вы помогли моей тете на прошлой неделе, я начинаю думать, что вывел ужасно несправедливое суждение о вас, основанное исключительно на светских сплетнях. – Герцог загнул край своей высокой шляпы, что было совершенно не в его привычках. Кира не верила своим ушам. Неужели он действительно думает то, что сказал? Взглянув в мужественное лицо герцога, она не нашла в нем ничего, кроме искренности. Даже на его полных губах, казалось, застыло сожаление.
– Я... благодарю вас.
– Нет, это я благодарю вас за то, что поговорили со мной. – Он поморщился. – Я вел себя так ужасно – на самом деле даже хуже, чем ужасно. Мне остается только просить у вас позволения хоть как-то возместить вам это.