С рождества стояли крепкие морозы. Землю окутал густой, холодный туман. Воробьи мерзли на лету, и с оглушительным треском на речке лопался лед. Но кого в Сибири удержат морозы?
В канун праздника Матвей положил в сани несколько охапок сена, накрыл его новой дерюжкой, в передке разостлал медвежью доху. Артемку закутали в мягкое меховое одеяльце, сшитое дедом Фишкой из заячьих шкурок, и вместе с матерью закрыли полами огромной дохи.
У Юткиных были рады приезду молодых. Марфа с удовольствием занималась внуком и, отпустив дочь в церковь, впервые за много лет не пошла на водосвятие.
В церкви Анна стояла впереди всех, одетая в хорошую овчинную шубу, крытую синим сукном, на голове ее был пуховый оренбургский полушалок, на ногах новые, еще не разношенные пимы.
Бабы, разглядывая шубу Анны, дивились ее добротности, завидовали. Анна чувствовала это и, чуть приподняв голову, делала вид, что это ее нисколько не интересует.
Когда обедня кончилась, все направились к речке на «иордан» – святить воду. Впереди шел священник, за ним дьякон и певчие. Крестный ход растянулся на четверть версты.
Анна шла, опустив голову, пряча в платок лицо от колючего морозного ветра.
– А-а, и ты тут! – вдруг послышался позади нее гнусавый голос.
– Дема! Демьян Минеич, – поправилась Анна и приоткрыла лицо, закутанное пуховым полушалком.
Демьян был в белой папахе, в черном дубленом полушубке, подпоясанном красным кушаком. Черные пимы его с длинными завернутыми голенищами подернулись инеем.
– На праздник приехала?
– Да. Помолиться и родных проведать. Как живешь, Дема, с молодой-то женой?
Хотя Анна и знала, как живет Демьян с женой, спросила из любопытства: что скажет сам? По селу шли слухи, что бьет Демьян Устиньку страшным боем.
– Не дай бог никому так жить. Ну, а ты как живешь, довольна? – спросил Демьян.
– Живу помаленьку. Хорошо ли, плохо ли – живу. Дело решенное, – улыбаясь, ответила Анна.
Они шли рядом. Снег скрипел под ногами. Анна дышала в рукавичку, Демьян то и дело гладил усы, чтоб не намерзли сосульки.
Вдруг он оглянулся и, склонив голову к Анне, проговорил:
– Эх, Нюра, сгубила ты мою жизнь. Тоскую я по тебе, картина ты моя!
Анна испуганно отступила в сторону.
– Образумься, Демьян!
Она кинулась вперед и скрылась в толпе, у проруби.
2
Чем ближе время подходило к весне, тем беспокойнее становился дед Фишка. С Матвеем у него давно установился одним им понятный язык. Обоих неудержимо тянуло на берега Юксы, обоих манила, звала тайга. Часто они принимались вдруг перебирать свои охотничьи и рыболовные снасти и обменивались при этом взглядами заговорщиков. А когда оставались вдвоем, разговор неизменно возвращался к тому несчастному случаю с заблудившимся в тайге золотоискателем. Вспоминали допросы и то, что следователь Прибыткин проявил такой необыкновенный интерес к Юксинской тайге, тревожило их, заставляло строить всевозможные догадки. Дед Фишка подбивал Матвея съездить в город, посоветоваться с братом, не стоит ли попытать счастья на золотом промысле. Влас – человек торговый и на деньгу жадный, выгодного дела не упустит.
Анна приметила беспокойство охотников и однажды, тихо войдя со двора в прихожую, подслушала их разговор в горнице о золотом промысле. Пришлось заговорщикам открыть свои тайные замыслы. Анна стала отговаривать Матвея: не к чему ездить к Власу, незачем шляться по тайге, надо свое, крестьянское хозяйство ладить, на одних пчелах да на охоте далеко не уедешь. На предстоящую весну она возлагала большие надежды. Думала поднять десятины три-четыре целины, вовремя посеять яровые, прикупить нетель. В находки Анна не верила и считала, что лучше синица в руках, чем журавль в небе.
Целых два дня всей семьей судили да рядили насчет всяких дел и безделок, дед Фишка спорил до хрипоты, а на третий день Захар и Агафья начали снаряжать в город возок с медом. Вопрос о поездке Матвея решил не Фишка, суливший Анне златые горы в случае удачного промысла; решение пришло само собой, после того как Захар напомнил об обязательствах купцу: второй воз меда всегда отправляли Кузьминым великим постом, до наступления распутицы.
По приезде в город Матвей первым делом сдал мед домоправительнице Кузьминых, потом купил на базаре кожаного товару для починки обуви и кое-что по мелочам, что наказывала Анна, и только после этого поехал к брату.
Влас Строгов жил на окраине города, в старом небольшом двухэтажном домишке. Верхний этаж занимал сам Влас с семьей, состоявшей из жены, двух мальчиков и двух девочек, внизу в одной половине жил квартирант, в другой помещалась лавка.