Выбрать главу

Думы о земле, о богатой крестьянской жизни разрывали ей сердце. Она ясно представляла, какая горячая работа кипит теперь на полях отца. Днем и ночью на трех парах коней работники пашут землю. На рассвете дед Платон и отец уходят на пашни с лукошками. Там дорог каждый день, каждый час. Там торопятся, успевают. А тут идут дни за днями и никто даже не думает о севе.

Захар чуть свет ушел в лес за колодой-долбленкой. Анна ждала его подле огорода, а когда он вышел из лесу с колодой на плече, побежала навстречу.

– Батюшка! – заговорила она взволнованно. – Матюши все нету.

– Черти не возьмут твоего Матюшу! Придет.

– Да не об этом я. Матюши нет, а земля сохнет. Останемся без хлеба. Попахал бы ты, батюшка.

– Попахал бы! Придумала… А за пчелой ты будешь ходить? Ты что, разорить меня хочешь? Я от пчелы хозяином стал.

– Батюшка…

Но Захар не стал слушать невестку, встряхнул колоду на плече и торопливой походкой ушел на пасеку.

Анна склонилась на изгородь. Вот как у Строговых-то! Ее и слушать не хотят. Каждый занимается своим делом, и никому невдомек, что без земли нет крепкой крестьянской жизни. Свекор хочет пасекой богатство нажить, а пасека хороша, когда скота и посева много. Да что там свекор! А Матвей? Неужели никогда он не променяет тайгу на землю, неужели вечно жить вот так! Несколько минут Анна стояла, чувствуя, как слабеют ноги, немеет все тело. Потом оттолкнулась от изгороди руками, будто изгородь держала ее, и побежала через мост, за речку, к холмам.

Сразу за пасекой в бельниках начинались пашни. Они лежали вразброс: клочок тут, клочок там. Многие волченорские мужики не довольствовались своими полями, захватывали на казенных землях, в лесах чистины и пахали по целине. Где-то тут же лежали и пашни Юткиных. Анна была уже недалеко от них. Она слышала, как пахарь, покрякивая, понукал лошадь.

«На колени перед батей встану, а своего добьюсь! Пусть пошлет на денек-другой работника да пару коней с сохой», – решила Анна.

Она побежала еще быстрей. Ветки берез хлестали ее по лицу, колючий шиповник царапал голые ноги и руки в кровь. Перепрыгнув через толстую полусгнившую колоду, Анна выскочила на поляну.

В пяти шагах от нее, доведя борозду до конца, с цигаркой во рту стоял Демьян Штычков. Анна отвернулась, хотела скрыться, по было поздно. Демьян расплылся в улыбке.

– Нюра! Ты что? Откуда?

Анне б умолчать о правде, скрыть, что у нее на душе, да гордости не хватило. Она закрыла лицо передником, всхлипнула.

– Жить мне, Дема, в бедности. Матвей вторую неделю в тайге. Земля сохнет, время уходит, хоть сама паши, да перед людьми совестно.

– Вот, не пошла за меня! А я третий загон одной целины поднимаю.

Демьян обнял Анну, поцеловал в плечо, где в разодранную сучком дырочку белело обнаженное тело.

– Дема! Обеда-а-а-ать! – донесся откуда-то женский голос.

– Не бойся, Нюра, это моя полудурья Устинья на обед меня кличет.

Это «не бойся» будто обожгло Анну.

– Господи! Что я делаю? – с ужасом прошептала она и что было мочи побежала в березник.

Демьян бросился за ней, но где-то совсем возле пашни раздался тот же голос:

– Дема, обед готов!

Демьян остановился, с досадой плюнул и пошел выпрягать лошадей.

В петровский пост на волосяных вожжах повесилась жена Демьяна Штычкова – Устинька. Повесилась во дворе под навесом, среди белого дня.

Устиньку вытащили из петли, обмыли, обрядили в чистую холщовую юбку и кофту и положили в прихожей на лавку.

По селу засновали бабы, из уст в уста передавая страшную весть.

Перед вечером Устинька топила баню. Слышит – пастух Антон Топилкин кричит: «Здравствуй, Устинья Андреевна!» Она говорит ему: «Здравствуй и проваливай». Антон засмеялся. «Что-то, говорит, ты строга больно стала. Ай забыла меня?» Устинька отвечает ему: «Проваливай, Антоха, от греха подальше». А тот ей: «Ай мужика боишься?» Устинька вдруг подбежала к нему, заплакала. «Ах, Антоша, измучил, говорит, меня Демьян. Редкий день не бьет». Антон сказал ей: «На богатство позарилась. Вот как с богатым-то! Жила бы со мной хоть и в бедности, да в согласии». Тут Устинька еще сильнее заплакала и убежала к бане. Антон закинул на плечо веревочный кнут и, оглядываясь, пошел по проулку.

Устинька взяла ведра и направилась в дом. Только вошла во двор, как на нее налетел с кулаками Демьян. В щель забора он видел, как она разговаривала с Антоном.

Он бил Устиньку кулаками, ногами, переломал об ее плечо коромысло. Она долго вырывалась от него и, когда вырвалась, убежала на сеновал. Демьян ушел в дом.

Когда он с бельем под мышкой вышел на крыльцо, направляясь в баню, Устинька уже висела на волосяных вожжах бездыханная.