Полное лицо Прибыткина с черной бородой показалось ему добрым.
Следователь читал какие-то бумаги.
— С-с-адитесь вот тут на с-с-с-тул, — проговорил он, не поднимая глаз.
«Да он заика», — подумал дед Фишка, и это показалось ему потешным.
Прибыткин отложил бумаги и взглянул на старика.
— К-к-к-ак фамилия?
Дед Фишка встал.
— С-с-с-иди.
— Фамилия? А вам какую, барин, фамилию? По-уличному нас кликали Забегалкины, а по-писаному — Теченины. Я, нычит, Финоген Данилов Течении.
— Хорошо. С-с-с-колько тебе лет, Теченин?
— Седьмой десяток, барин, живу.
Следователь окинул его насмешливым взглядом.
— Лет тебе много, а здоров к-к-как?
Дед Фишка вовсе размяк, осмелел:
— О барин! Здоровьем бог не обидел, за мной не каждый угонится. Я умру, а ногой дрыгну.
Прибыткин засмеялся, повеселел и дед Фишка.
Но вдруг следователь откинулся грузным телом на спинку стула и в упор уставился на старика холодными, пронизывающими глазами.
— Ну, с-с-с-тарик, шутки в с-с-торону! С-с-с-ознавайся чистосердечно: много золота взяли?
Дед Фишка соскочил со стула и, торопливо крестясь, стал уверять:
— Что ты, барин! Ай мы разбойники какие! Мы, барин, люди смирные. Мы и зла-то никому, кроме как медведям, не делаем. Вот тебе крест! Мы по совести заявили. Думали — грешно погибшего человека бросать. Нет, барин, ты выпусти нас, настрадались мы тут в неволе.
— С-с-сядь, Теченин, с-с-сядь! — приказал следователь.
Дед Фишка покорно сел, из-под мохнатых бровей глаза его тревожно следили за следователем.
— А к-к-к-то, по-твоему, Теченин, убил человека?
Дед Фишка опять вскочил.
— Никто, барин, он сам себя порешил. Мы с племянником по ружью об этом сообразили. Ружье, нычит, лежало рядом с ним, и еловая палка тут же. Видно, палкой на спуск давил…
Следователь что-то долго писал на листе бумаги, потом снова поднял глаза на старика.
— По-твоему выходит, Теченин, что человек сам себя убил? Не то говоришь…
— То, ей-богу, то! Ему, барин, один был конец. Либо застрелиться, либо попасть медведю в лапы. Плохи его дела были, сам посуди: ни дроби, ни пороха, ни спичек, ни еды. На лицо худущий — он, видно, и так терпел долго. — Дед Фишка вздохнул. — С тайгой шутки плохи, барин.
Прибыткин исподлобья наблюдал за стариком.
Виновный человек не мог так смотреть и говорить, как дед Фишка.
«Ах, какой дурак этот жировский урядник! — подумал Прибыткин, но тут же спохватился: — Подожди, Владислав Владимирович, может быть, не раз еще с великой благодарностью помянешь этого урядника».
— Послушай, Теченин, а что там за местность, на этой Юксе? Горы? С-с-степь?
— Какая там степь! Леса там, барин, дремучие леса.
— Ну, а рельеф ка-ка-ков?
— Как?
— Я спрашиваю, местность ка-ка-кая? Равнины, горы?
— И равнина есть, барин, и горы. Все там есть. Логов там много. А земля песчаная больше. Для пахоты не годна. Рожать не будет.
— Ну, а из ка-ка-ких мест, по-твоему, человек этот?
— Бог его знает, барин, на лбу у него не написано. А так чудится нам — из пришлых он. Наши старожилы кошмовальных шляп не носят.
— Так, так. Ну, а золото где он нашел? Ка-ак по-твоему?
— Должно, на Юксе. Видно, по ее лесам он ходил. Им ведь, лесам-то, нет конца-края. Да и опять же песок у него в тряпке юксинский. Таких у нас песков на Юксе — пропасть, в каждом логу.
Эти показания деда Фишки Прибыткин записывать в протокол не стал и велел старику идти в каталажку.
Дед Фишка поднялся со стула.
— Когда же, барин, на волю отпустите? Ей-богу, сидим ни за что!
Прибыткину это не понравилось. Он вел себя с подследственным и так слишком мягко.
— Иди, иди на место. Невиновность надо еще доказать…
Дед Фишка ссутулился и проскочил торопливо в дверь.
Когда вошел Матвей Строгов, следователь внимательно осмотрел молодого охотника.
Прибыткин думал, что он увидит его испуганным и робким, но перед ним стоял высокий, крепкий молодчага, с гордой посадкой головы, с чубом волнистых русых волос. Голубые глаза его смотрели с живым и пристальным любопытством. На светлом продолговатом лице с прямым носом и юношеским пушком вместо усов не было ни испуга, ни растерянности.
— С-с-с-адитесь. «Строгов Матвей Захарович. Двадцати двух лет, православный, женатый, грамотный…» — прочитал вслух следователь, помолчал и, продолжая присматриваться к молодому охотнику, громко сказал: — Ну, Строгов, рассказывай, ка-ак было дело.
Матвей повторил то, что рассказывал уряднику.
Все это Прибыткин знал из протоколов. Молодой охотник держался с таким спокойствием, что сбить его можно было только какой-нибудь неожиданностью. И следователь решил применить обычный в таких случаях прием.
— С-с-с-кладно, ты, С-с-с-трогов, рассказываешь, — проговорил он с ехидной усмешкой, — но дед выдал тебя. Дед сказал, что ты убил человека.
Матвей весело захохотал. Прибыткин посмотрел на него: такой смех мог быть только у человека, который ничем не запятнал свою совесть.
— Дядя не мог сказать этого, — спокойно возразил Матвей и продолжал с прежней спокойной серьезностью: — Смешно все это, господин следователь. Если бы в самом деле мы убили человека, зачем бы мы сами на себя стали доносить? В тайге можно город спрятать, а много ли места мертвому надо?
— Твои с-с-с-лова, С-с-с-трогов, вас не оправдывают. Вы, ка-ак убийцы, поступили умно. Большую толику золота взяли, а малую для своего оправдания оставили. Вот, дескать, ка-ка-кие мы честные!
— Не мне учить вас, господин следователь. А только убийцы вряд ли так поступили бы. Безвинно мы сидим.
— Но позволь… Зачем вы труп в землю закопали?
— Куда же его девать? Незарытым оставить? Ведь там тайга, звери рыщут, птицы…
Свои вопросы Прибыткин задавал Матвею ради формальности. Самое важное для него было другое.
— Ты, С-с-с-трогов, хорошо тайгу эту знаешь?
— Как не знать! С малолетства там охотился.
— Ну-ка, расскажи, что это за тайга. Лес ка-ка-кой, звери, почва, местность?
— Тайга большая, господин следователь…
Матвей стал обстоятельно рассказывать. Прибыткин оживлялся все больше.
— Ну, ну, дальше!
— Звери водятся всякие: медведи, рысь, барсук, колонок, горностай, белка. Из птиц — рябчики, глухари, тетерева…
— А леса ка-ка-кие?
— Ельник, пихтач, сосняк. А больше кедровник.
— Ну, а почва?
— Песок, местами галька. Попадает кое-где крупный камень.
— А местность?
— Леса, буераки, ручьи.
— Хорошо, ну, а еще никто в той местности не находил золота?
— Находили в глухарях.
— Д-да неужели? — От удивления и восторга следователь даже привскочил с места. — К-к-кто находил?
— Сергевский житель — Зимовской Степан Иваныч. На заимке сейчас живет.
Допрос молодого охотника затянулся до позднего вечера.
Прибыткин расспросил обо всем, что его интересовало, разузнал о путях-дорогах на Юксу и только тогда велел увести Матвея в каталажку.
Больше следователь не встречался с охотниками, они были ему не нужны.
А через две недели после отъезда Прибыткина в Жирово пришел пакет. В бумаге, извлеченной из пакета, предписывалось: охотников Финогена Теченина и Матвея Строгова, задержанных по делу гибели неизвестного человека в Юксинской тайге, за недостатком обвинительного материала из-под стражи освободить.