Сосед устраивается поудобнее и внимательно слушает; потом берет пепельницу и швыряет ее в голову шмурца.
Отец. Впрочем, если бы это было в моей власти, то ложные ценности были давно вытеснены ценностями гораздо более прочными, такими, как мораль, современная идеология, развитие физики, освещение улиц, изничтожение прогнившей трухи изжившей себя демагогии; примером для... для подражания послужили бы великие строители прошлого, ибо они руководствовались чувством долга и азбучными истинами...
Сосед. Вы, случайно, не отклонились от темы?
Мать (обращаясь к соседу). Непонятно... Я теперь сама не знаю, к чему он ведет.
Отец (естественным тоном). Странно, но у меня такое же ощущение. Как будто слова сами собой произносятся.
Мать. Не забудь, что речь идет о твоей дочери и его сыне.
Сосед. О другом и речи быть не может. Молодежь должна быть в центре внимания.
Отец. Попробую собраться. (Декламирует.) Как приятно видеть вокруг себя молодые ростки... (Резко замолкает.)
Мать. Давай, хорошо начал...
Отец. Эпитетов не хватает...
Входит Дурища.
Дурища. Между прочим, эта кухня — мерзкая, гадкая, отвратительная, грязная, противная, гнусная, тошнотворная, безобразная, затхлая, прогнившая, облупившаяся, вонючая, поганая и так далее. (Делает паузу, затем с негодованием заявляет.) И все равно я туда иду. (Уходит.)
Мать. Крупу возьми!
Отец. Здорово! Непросто найти столько уничижительных определений. Значит, ростки... Может, подскажешь что-нибудь...
Мать. Молодые зеленеющие ростки.
Отец. Не пойдет... тяжеловато. Я бы скорее сравнил с нежно-зелеными почками орешника или со светлым оттенком липовых листочков, незаметно окрашивающихся в более темный, а затем в фисташковый цвет, которым мы восхищаемся в трепетную пору возрождения всего живого; весной у нас захватывает дух при виде нежных пастельных красок, особенно когда тропинка, где мы прогуливаемся, вся в навозных кучах.
Мать. Леон!
Отец (в ярости). А с какой стати эти свиньи всегда гадят в самом красивом месте? Нет, ты мне скажи, почему? (Срывается на крик.)
Мать. Успокойся.
Отец (уже спокойнее). Ты права. (Декламирует.) Как радостно видеть эти тесно сблизившиеся юные головки... сплетенные ушки...
Мать. Леон! Что ты несешь!
Отец. Должны же они чем-то тесно сплестись. Я и придумал ушки.
Мать. Пальцами, уж на худой конец...
Отец. Но на голове нет пальцев.
Сосед. Кроме того, мадам, пальцев нет и у абстрактных понятий. Например, у сельского хозяйства.
Мать. А Венера Милосская — тоже абстрактное понятие?
Отец с рассеянным и задумчивым видом подходит к шмурцу, бьет его и возвращается на прежнее место.
Отец (барабанит по столу). Что-то мы отклонились от темы. (Обращается к матери.) Кто делает предложение?
Мать. Подожди, не торопись... Вообще-то, он должен делать. Отец жениха должен просить руки невесты.
Входит Зиновия, жует бутерброд.
Зиновия. Отвратная кухня. Вы все дурака валяете?
Мать (обращаясь к соседу). Она у меня очень непосредственная, но я — человек широких взглядов и полагаю, что в наше время молодые люди не должны стесняться в выражениях.
Шмурц теряет сознание, отец смотрит на него, идет на кухню, возвращается с графином воды и льет ее на голову шмурца; тот с трудом приподнимается, отец бьет его ногой в лицо; мать продолжает разглагольствовать.
Мать. С одной стороны, я придерживаюсь... держусь... держу... в общем, у меня сложилось мнение, что с самого раннего детства детей нужно держать в ежовых рукавицах, дабы они поняли, что нет розы без шипов, однако, с другой стороны, я полагаю, что, покинув гавань младенчества, их белоснежные корабли могут выйти в открытое море и спокойно бороздить воды жизни.
Зиновия. Совершенно несуразная теория. (Откусывает огромный кусок.)
Сосед. Она замечательно поладит с Ксавье.
Зиновия в изнеможении садится на стул, снимает туфлю и чешет ногу.