Перед Костроминым Владик вытянулся так, что начальник технического отдела Топорков, мастак по этой части, даже позеленел от зависти. Несмотря на то что Костромин дважды приглашал его садиться, Владик остался стоять, внимательно слушая все возражения Костромина против диспетчерской.
Он позволил себе почтительно напомнить уважаемому Владиславу Ипполитовичу, что в одной из его статей (эти статьи Владик, получив направление в трест, разыскал в читальне и прочел) упоминалось о диспетчеризации. Костромин так был поражен эрудицией Владика, что важно согласился: при некоторых обстоятельствах диспетчеризация возможна.
Обедину, которая по возрасту годилась ему в мамаши, Владик называл только Ирочкой. Сердце Ротонова растаяло после того, как Владик выслушал его длиннейшую речь. Владик не удирал от него, не прерывал, и Ротонов, тряся головой, поклялся, что Владик может полностью на него рассчитывать.
Все это Владик рассказал мне, демонстрируя предельную откровенность. Он сидел напротив меня, блестя озорными мальчишескими глазами, его остренькое личико было почтительно, но я знал, что эта откровенность тоже продуманный психологический ход.
Он даже сделал мне замечание:
— Как это вы, Виктор Константинович, умудрились в таком ясном деле, как диспетчеризация, нажить себе столько противников?
— Сам не знаю, Владик. Но зато теперь, я надеюсь, все будет в порядке.
Владик снисходительно усмехнулся, как это обыкновенно делают опытные велосипедисты или конькобежцы, глядя на смекалистых новичков.
— А что это значит: диспетчеризация? — вдруг спросил Владик. — Это что — сидеть за столом и все время кричать по телефону?
Я был несколько озадачен такой прямой постановкой вопроса.
— Видите ли, Владик… э… конечно, в диспетчерской есть телефоны и иногда приходится громко разговаривать, но это еще не все…
Я рассказал ему о техническом совете, двойном ультиматуме — директора растворного завода Турова и управляющего трестом механизации.
— Это я все понимаю, — задумчиво протянул он. — Да, диспетчеризация нужна. Но как вы думаете, почему именно я должен занять столь ответственный пост? — Слово «ответственный» было подчеркнуто, и, чтобы у меня не оставалось сомнений, что он иронизирует, Владик усмехнулся.
— Кажется, вы мне клялись когда-то, что полюбили наш трест и для него готовы на все? Диспетчеризация нам сейчас нужна позарез… К тому же помнится, что практикант Владик говорил о какой-то особой привязанности лично ко мне. Так вот, инженер Владик, вы можете сейчас на деле доказать, что это был не жест, — диспетчерская очень нужна лично мне.
Пока я говорил, Владик все время одобрительно кивал головой.
— Ничего не поделаешь, Виктор Константинович, я связан с вами одной веревочкой. — Он открыл папку и вынул листок: — Вот мое направление.
Я взял его.
— А что значит «одной веревочкой»? — поинтересовался я.
— Вот вы уже испугались. Это значит, что мне нравится ваш стиль работы, ваши организационные идеи и я хочу у вас работать.
— Шельмец вы, Владик!
— Так многие говорят, Виктор Константинович, — скромно потупился он и взял двумя руками направление с моей резолюцией: — Тьфу… тьфу! На почин!
— Итак, Владик, — сказал я, вставая, — отныне вы главный диспетчер, в скобках — зам. начальника производственного отдела. — Я протянул ему руку. — Я надеюсь на вас. Мы вдвоем придумаем что-нибудь интересное, чтобы вам не приходилось кричать по телефону. А о работе мы поговорим подробнее, когда найдем еще четырех диспетчеров.
— Можно говорить сейчас, — сказал Владик.
— Не понимаю.
— Если вы сейчас пройдете в комнату, выделенную для диспетчерской, то увидите трех молодых людей и одну девушку, тоже еще тепленьких инженеров, которые жаждут работы в диспетчерской, вот их направления.
Несколько минут я стоял молча, а Владик, чтобы усилить эффект, тоже молчал.
— Четыре?! — наконец сказал я.
— Да, четыре.
(Только через три дня я узнал подробности, которые несколько снизили заслуги Владика. Оказывается, в роли «провидения» выступил Левшин. Это он дал указание отделу кадров главка первых пять инженеров направить ко мне.)
Мы с Владиком зашли в комнату, где раньше был архив. Все папки куда-то исчезли, в комнате было чисто. Стояло несколько письменных столов, а у широкого полукруглого окна в довольно свободных позах сидели три молодых человека. Девушка в стареньких узких брючках расположилась на столе и, покуривая сигаретку, смотрела в окно.