— Это очень хорошо, Николай Николаевич, — сказал он. — Спасибо вам за арматурные каркасы, за бетонную установку…
Но я показал на директора Читашвили, на Тоню, на Изобретателя. Они в свою очередь показали на меня, заспорили. А в углу площадки, глядя на море, стоял профессор. Только один я знал, что он сделал главное, ибо все это «пиршество» бога Техники ничто по сравнению с возвращением к работе одного обыкновенного человека… Сказать ему об этом? Рассердится, конечно. Эх, была не была! Я подошел к нему и сказал. Произошло чудо, Виктор. Профессор не рассердился.
— Спасибо за добрые слова, — глухо ответил он, все так же глядя на море. — К концу дня будет шторм.
Он повернулся и пошел по дорожке.
У ворот Израилов, переложив портфель в левую руку, попрощался. Выражение его лица было снисходительно-печальное, будто только что он позволил себе отвлечься от высоких проблем, а теперь вот уезжает и снова будет там высоко, в своем управлении, а мы, обыкновенные смертные, остаемся тут на стройке…
— Николай Николаевич, — схватив меня за руку, отчаянно зашептала Тоня, — попросите у него плотников и доску-сороковку… Николай Николаевич!
Я набрался смелости:
— Товарищ Израилов, сейчас нас будет лимитировать опалубка. Нужно помочь плотниками и доской.
Израилов снова печально усмехнулся.
— Я надеюсь, — тихо сказал он, — что вы, Николай Николаевич, покажете нам теперь, как можно делать опалубку без дополнительных плотников и досок.
Заметь, Виктор, он сказал «нам», но это отнюдь не означало — всем присутствующим: безусловно, показать опалубку из воздуха, солнечных лучей или морской пены я должен был именно ему, Израилову.
С Тоней Израилов прощался последней.
— До свидания, товарищ Тимошкова.
Она приняла его руку, что-то хотела сказать, но не смогла и только крепко ее держала.
Израилов снова печально усмехнулся. Эта усмешка означала примерно следующее: «Ничего, ничего, товарищ Тимошкова, мне понятно ваше волнение. Уж таков мой удел, что люди относятся ко мне по-особому».
Машина тронулась, а мы все стояли и смотрели ей вслед.
Все эти крамольные мысли об Израилове уже потом пришли мне в голову, сейчас мы стояли навытяжку. Уверяю тебя, Виктор, что если б Израилов зашел ко мне в Москве, я все равно вытянулся бы перед ним.
Виктор, я вынужден прервать письмо. Сейчас у меня Лидия Владимировна. Я хочу дать тебе последний шанс, поэтому передаю письмо через нее. Она тебе позвонит, ну, а остальное уже за тобой.
Николай Николаевич.
P.S. Да, напиши, пожалуйста, мне: как же быть с опалубкой? Можно было бы сделать инвентарную, но у меня почти все колонны разные. Высылаю чертеж колонн.
Из Крыма.
От Николая Николаевича Скиридова.
Прямо не знаю, как тебя благодарить, Виктор. Твое письмо и чертежи завез ко мне товарищ (фамилии своей не назвал). Сказал, что ты его «завербовал» в аэропорту.
Очень толковое у тебя предложение. Как это я не додумался?! Уже был на заводе, заказал металлическую опалубку. Читашвили не стал спорить с владельцем завода, вызвал Сашу и сказал:
— Понимаешь, Саша, замучает он меня, честное слово, замучает! Но раз Читашвили дал слово — все! Делай, Саша. Только не показывай мне — умру со стыда. Превратили завод в мастерскую…
Если бы это от меня зависело, я бы сейчас всех управляющих трестами на полгодика-годик поставил прорабами. Дал бы им план побольше, а рабочих в обрез. Вот тогда бы они поняли, что так называемые «волевые решения», которыми так грешат управляющие, копейки не стоят, а инженерный подход к делу может решающим образом повлиять на ход строительства.
И сейчас, если б я вернулся в трест, я бы выгнал Костромина, который всю свою жизнь был на побегушках. Выгнал бы с треском, чтобы другим неповадно было на должности главного инженера исполнять обязанности помощника при ком-нибудь…
Приходится признать, Виктор, что счет нашей встречи пока в твою пользу. Но совсем не из-за твоего «христианского» подхода к людям (Костромина нужно не перевоспитывать, а выгнать!). Просто ты доказал мне практически необходимость быть инженером.
Лидия Владимировна, как всегда, приехала не одна, с ней был Сперанский.
Конечно же я не был в постели. Мы сидели с Изобретателем в креслах, покуривали и молчали.
— Ну! — грозно воскликнула она.
Я очень испугался, как тогда Израилова. (Вот парочка была бы, Л.В. и Израилов, а, Виктор!)