— Нет!
— Почему? — Владик поднялся. — Виктория Александровна хочет у нас работать. Я с ней беседовал, ей нравится работа в АСУ.
— Я сказал: нет…
— Но почему… почему? — растерянно повторяла Вика, глядя по очереди то на Владика, то на Анатолия, как бы приглашая их помочь ей.
— Закончим этот разговор.
Она стояла, нерешительно теребя сумочку, что-то хотела еще добавить, но опустила голову и медленно пошла к двери. Вот сейчас она откроет дверь и уйдет.
— Одну минуту, Виктория Александровна, — вдруг тихо сказал Анатолий. — Не уходите… Виктор Константинович, вы, кажется, говорили, что это мое управление — полностью хозрасчетная, самостоятельная организация?
— Да, говорил. Ну и что?
— Так вот, я беру Викторию Александровну к себе в управление.
Я вскочил.
— Но вы ее не знаете! — неожиданно закричал я. — Она вас подведет… не справится с работой.
— Тогда я буду за это отвечать, — с несвойственной ему мягкостью сказал Анатолий. — Кажется, вы говорили, что я имею право подбирать себе кадры?
Вика все стояла у двери, к нам спиной. Я смотрел на нее, но видел только согнутую беспомощную шею.
— Хорошо, берите… Я поехал, позвоните мне завтра, как комплектуется управление.
Я пошел к двери, Вика, не глядя на меня, посторонилась.
По привычке я ускорил шаг. Уличная сутолока напомнила мне про отъезд управляющего. И вдруг мне очень захотелось еще раз увидеть его. Какую-то неловкость оставила у меня на душе сегодняшняя встреча.
Я примчался к поезду минут за десять до отхода. Леонид Леонидович, смеясь, что-то говорил своим провожающим — высокой молодой женщине и Костромину. Он очень удивился, увидев меня.
— Что-нибудь случилось, Виктор Константинович?
— Нет… — я никак не мог отдышаться. — Просто мне захотелось с вами еще раз попрощаться.
— Это очень приятно… Для меня подарок. — Он хорошо улыбнулся. Ему, видно, действительно приятен был мой приезд. — Знакомьтесь, пожалуйста, моя жена Онесса Владимировна. С Владиславом Ипполитовичем вы, кажется, знакомы.
Я поздоровался.
— Желаю вам, Леонид Леонидович, хорошего отдыха.
Он бросил на меня быстрый взгляд:
— А может быть, у вас какие-нибудь вопросы или просьба? Мы бы тут… Сколько осталось? — Он посмотрел на часы. — Ого, целых пять минут! Мы бы тут их вмиг уладили. — Он, улыбаясь, посмотрел на насупившегося Костромина. — Владислав Ипполитович хоть человек принципиальный, но послушается начальства, даже отъезжающего.
На миг я заколебался. Вот хорошо, если бы он подтвердил решения, принятые только что на совещании! Но нет, об этом нельзя просить. Как некрасиво выглядел бы тогда мой приезд.
Я отрицательно покачал головой. Позже много раз пожалел: насколько легче мне было бы работать!
— Я думаю, что мы договоримся с Владиславом Ипполитовичем. Не стоит сейчас, перед отъездом…
— Ну что ж, всего вам, — он начал прощаться. — Присмотрите за новым СУ, главный там странный какой-то.
Поезд тронулся. Стоя у окна, управляющий все улыбался, но улыбка была вымученной.
Мы молча вышли из вокзала. Костромин церемонно попрощался и ушел. Глядя мне в глаза, Онесса Владимировна сказала:
— Спасибо, что вы пришли. Ему это было очень приятно… уж я-то знаю! — Она протянула мне руку. — Так вот вы какой! Я представляла вас несколько иначе. Леонид Леонидович мне много о вас рассказывал. — Она откровенно рассматривала меня. В ее глазах были светлые, теплые точки. — Вы думаете, что у вас в конце концов получится… ваша «миссия»? — вдруг спросила она.
— Не знаю, Онесса Владимировна. Все, наверное, решит ближайший месяц. Если вас интересует, — вы позволите? — позвоню вам через месяц. — Мне вдруг захотелось, чтобы она не уходила.
Она усмехнулась:
— Можно и раньше. Имейте в виду, я ваш союзник.
Она по-дружески пожала мою руку и вошла в вестибюль метро.
«Счастливый у меня управляющий» — подумал я, — вот уехал на курорт…»
«Ну-ну, договаривай!»
«А чего говорить? И так все ясно».
В этот день я объехал наши июльские «сдаточные» стройки. Все складывалось удачно, они были, как говорят, «на выходе». И от этого, от встречи на вокзале, от теплой доброты московского июльского вечера мне было хорошо.
«Неужели, — думал я, входя в свой кабинет, — всевышний увеличил норму хороших дней для строителей?»
На письменном столе лежала записка: