Беленький как будто невзначай повернулся:
— А-а, вот и главный инженер. Он может тебе дополнительно все разъяснить.
— Здравствуйте, — сказал я.
Шуров в пояс поклонился, заявив, что он весьма рад моему появлению, — наверное, сейчас все станет на свое место. Чтобы я не вздумал принять эти его высказывания за правду, он иронически улыбнулся.
С того времени, как я впервые увидел его, много воды утекло: были снесены целые кварталы старых деревянных домишек, построены тысячи новых домов, на Марс запущена автоматическая станция, на улице Горького появились бородатые молодые люди с длинными волосами, в кожухах, только один Шуров все так же с невозмутимым лицом язвил начальству и в этом, казалось, видел смысл своего существования.
— В самом деле, Виктор Константинович, — важно сказал Беленький, — что это вы с Костроминым там сотворили? Ведь вот Косов начал монтировать дом четырнадцать-Б, а сейчас прекращать приходится.
«Спокойненько, спокойненько, по-взрослому! Удивиться нужно, обязательно удивиться», — говорил я себе.
— А что случилось?
Беленький подозрительно посмотрел на меня:
— Как что случилось? Костромин приказал снять с «Б» всех рабочих до одного и перевести на «корабль». Чтобы завтра там было триста человек… С ума вы сошли?!
— Ах, вон оно что! Но я тут ни при чем.
Я подробно рассказал все.
— Ну, а почему ж вы не отстояли своего мнения? — спросил Шуров.
— Я отстаивал, но меня попросили уйти.
— Ай-ай, как нехорошо! — издевался Шуров. — Так, значит, и выгнали?
— Извините, вмешаюсь в разговор, — раздался за моей спиной голос.
Я обернулся. Сзади стоял посол бригады Косова Девятаев. Его плоское большое лицо было, по обыкновению, спокойно и невозмутимо.
— Пожалуйста, Девятаев.
— Значит, вы тут, Виктор Константинович, ни при чем? Ваше дело сторона?
— Сторона, сторона! — подтвердил я. — Понимаете, Девятаев, Костромин сейчас и.о. управляющего. Он может самостоятельно принимать решения, как единоначальник.
— Понимаю, — спокойно сказал Девятаев. — Но ведь, насколько мне помнится, когда вы пришли в трест, тоже принимались решения, но вы добивались их отмены… И успешно.
«Спокойно! — снова приказал я себе. — Он, конечно, прав, но это не важно, главное — Костромин!»
Я развел руками.
— Понятно, — не повышая голоса, сказал Девятаев.
— Пойдемте, — обратился я к Беленькому, — посмотрим, как у вас дела.
Когда я прощался, Шуров демонстративно отвернулся, Косов пристально посмотрел на меня, задержал мою руку. Мне показалось, что в его глазах промелькнула жалость.
Мы прошлись с Беленьким по корпусу.
— Зайдем, Виктор, к заказчику. — Беленький снова начал называть меня по имени.
На втором этаже, рядом с прорабской отделочников, на дверях висела табличка:
Заказчик
Жилищно-строительные кооперативы:
Молния-2
Монолит
Дружба-9
— «Монолит» все кричит, что, не примет корпус. Примут, как миленькие, — усмехнулся Беленький и толкнул дверь.
Триумвират заказчика собрался в полном составе. Председатель «Молнии-2», сидя за столом, по обыкновению трудился над трубкой, выколачивая остатки табака; у окна сидела очень худенькая «Дружба-9»; посередине комнаты, в кресле, задрав вверх бороду, расположился председатель «Монолита».
— Здравия желаю, товарищи председатели! — бодро прокричал Беленький. — Как она, жизнь? Была жеребьевка?
— Была, — ответил «Монолит».
— Пожалте номера квартир, товарищи председатели. Мы уж ваши квартирки под орех отделаем.
Председатель «Монолита» еще выше задрал бороду.
— Все равно не приму, — звучным, хорошо поставленным голосом заявил он. — Тут еще на три месяца работы.
— Что вы, что вы, Альфред Семенович! — трепеща веками, окрашенными в голубой цвет, воскликнула председательница «Дружбы-9». — Они, бедненькие строители, так потрудились! Столько хлопот! Столько хлопот! — Она жалостливо посмотрела на нас. — А номера квартир ни к чему, делайте всем одинаково.
Я вышел. Уже у ворот меня догнал Беленький.
— Дали они номера своих квартир, конечно. Пойдем к машине, я тебя подвезу.
Мы ехали молча. У треста Беленький остановил машину, усмехаясь сказал:
— А ты очень изменился, Виктор.