— Нет.
— Помоги мне, Витя, — жалобно попросила она.
— Хорошо, звони.
Текли дни, многое случилось в моей жизни и, наверное, в ее жизни. Но ровно в восемь вечера раз в неделю раздавался звонок («Помоги мне, Витя», — каждый раз слышалось мне в этом звонке).
— Алло, ты слышишь меня? — повторила она.
— Не надо. Оформляйся на работу… если тебе так уж хочется.
— Спасибо, Витя. Но я все-таки не буду оформляться.
— Как знаешь.
— До свидания, — тихо сказала она.
— До свидания.
Семейный, или, может быть, опекунский, совет собрался через два дня после окончания мною школы.
Присутствовали: Андрей Васильевич (председатель), Мария Васильевна в новом платке, прораб Иван Петрович, бригадир Миша с каким-то свертком, Викина мама.
Я сидел на кухне и был приглашен Мишей через полчаса.
— Пошли, Витя, в комнату, тебя зовут!
Он открыл дверцы кухонного буфета, вытащил оттуда две тарелки.
— А где рюмки, Витя?.. Сколько нужно? — Миша приподнял свои красивые, вытянутые в шнурок брови. — Раз, два, три… — загибал он пальцы. — И ты, ну, конечно, — значит, шесть. — Он вытащил из свертка колбасу, несколько пирожных, бутылки.
Так, мне помнится, мы и вошли в комнату: Миша с двумя тарелками и двумя бутылками, я с рюмками.
— Ты что, сдурел? — спросил председатель. — Тут дело какое, а он со своей колбасой!
— Ну а как же, Андрей Васильевич?! — спокойно, ничуть не обижаясь, возразил Миша. — По случаю окончания полагается… И институт будущий.
— Вот балаболка, — поддержал председателя несколько возбужденный прораб.
Я поставил рюмки.
— Ну?.. Садись, чего стоишь, — начал с некоторым затруднением председатель. — Садись, я сказал!
Я сел как раз напротив Викиной мамы. Миша между тем быстро и ловко раскупорил две бутылки, одну для мужчин, а другую, с вином, для женщин, расставил рюмки.
— Ты бы огурчиков взял, — засуетилась Мария Васильевна, — вилки…
Сиди, — приказал председатель. — Вот что, — обратился он ко мне, как всегда не называя по имени. (Потом я узнал, что Андрей Васильевич не любил уменьшительных имен.) — Тебе сколько сейчас?
— Семнадцать.
— Маловато, — заметил Миша, наливая рюмки. Викиной маме и мне он налил вина, у рюмки Марии Васильевны Миша заколебался, и его лицо приняло озабоченное выражение.
— Правда, маловато? — спросил он у Викиной мамы.
Она промолчала, только пристально посмотрела на меня.
Прораб Иван Петрович устремил на меня косой взгляд, но я знал, что он смотрит на Мишу.
— Вот балаболка, — снова повторил он и для убедительности слегка приподнял руку, чтобы ударить по столу, но из уважения к полным рюмкам удержался.
— Я сейчас, — все же не утерпела Мария Васильевна. Она бросилась на кухню, и через несколько минут на столе уже стояли тарелочки, миска с капустой и огурцами, что-то еще…
— Будем мы наконец делом заниматься? — возмутился председатель.
— Ну, — невозмутимо сказал Миша, поднимая рюмку, — так сказать, за Витины успехи…
Викина мама тоже взяла рюмку.
— Давай чокнемся, Витя, — ласково предложила она. — Ты еще до сих пор на меня дуешься, а напрасно. А ну-ка, посмотри на меня!
Я впервые посмотрел ей в глаза.
— Значит, мир? — тихо спросила она.
Мужчины и Мария Васильевна выпили по второй.
— Мы Витенькой очень довольны, — обратилась Мария Васильевна к Викиной маме, — правда, масло и мясо подорожали… сахар тоже, но что поделаешь!
Я видел ее раскрасневшееся лицо и внутренне поклялся самой страшной клятвой, что даже и думать не буду об институте.
Андрей Васильевич и прораб Иван Петрович заспорили, кажется, о рыбной ловле.
Выпив вино, я осмелел, налил себе рюмку:
— Иван Петрович, давайте чокнемся.
Все посмотрели на меня.
— Так, чтоб у нас был мир.
— Ты смотри! — повернул ко мне свое длинное лицо Иван Петрович. — Храбрый какой стал! Постой, не спеши. Согласен, чтобы был мир, но ты мне должен пообещать никогда не крутить больше восьмерки.
— Обещаю. Я и табельщиком больше работать не буду.
— Опять ни черта… ничего, — поправился Иван Петрович, посмотрев на Викину маму, — не понял!
— Хорошо, на какой бы работе ни был, не буду крутить восьмерки, — быстро сказал я.
— Тогда желаю.
И все же тот вечер закончился плохо. Я начисто поссорился с Андреем Васильевичем, Марией Васильевной, прорабом Иваном Петровичем, Мишей и Викиной мамой. Я наотрез отказался поступать в институт.