— А ты молодец, Виктор Константинович. Что, и мне можно отсюда уехать?
— Это ваше дело. Вы начальник СУ, вы и решайте. А за безобразную организацию работ на строительстве, за плохую механизацию делаю вам замечание. Садитесь, пожалуйста.
— Ну вот, — вдруг вмешался прораб Кочергин, — начальство трестовское набедокурило, а СУ — отвечай… Мы всегда в ответе.
— Может быть, Кочергин, вы хотите со мной поменяться? Вечером вы поедете в главк, а я останусь тут.
— Нет, Виктор Константинович, меняться я не хочу. — Кочергин испуганно поднял руку с толстыми короткими пальцами. — Не дай боже! — Он хитро прищурил глаза.
Все засмеялись.
— Замечание по существу, — Беленький многозначительно оглядел всех, наслаждаясь эффектом. Дескать, вот он какой человек, Беленький, смотрите! Другой бы на его месте обиделся — не так уж приятно выслушивать выговор, — а он принял как должное.
— Что, и мне можно людей снимать? — с вызовом спросил Морозов.
— Все, что я сказал Беленькому, относится ко всем. В том числе и замечание.
— Строго! — усмехнулся Морозов.
— Совещание закрываю, — сказал я. — Каждый начальник СУ и главный механик должны подойти ко мне в час дня с расчетами.
Все поднялись.
— При расчетах учитывать, что завтра к двенадцати часам будут работать механизмы. Темпы остаются прежними. Сокращение рабочих — за счет механизмов. Все, товарищи!
Остался только Васильев.
— Я сейчас в райком, выясню, почему такая спешка с этими домами. А вечером вернусь, поедем вместе в главк.
Мой партийный секретарь не хотел оставлять меня одного в трудную минуту.
— Нужно ли вам в главк… нервы портить?
Васильев улыбнулся:
— Опять хотите принять терновый венец одинокого мученика?
В комнату начали сходиться бригадиры. Первым пришел Гнат:
— Здорово, инженер! Веселый ты, — значит, будет дело. — Он пожал мне руку, оглядел стулья.
У каждого человека есть странности. У Гната — выбор стула. Стул должен быть крепким и стоять поближе к начальству. Обычно Гнат безошибочно определял, где расположится начальство, но сейчас у него появились сомнения.
— Ты где будешь сидеть, инженер? — спросил он меня.
— Здесь, Гнат.
— Ага. Я, пожалуй, сяду напротив.
— Сергей Алексеевич, — позвал я Королькова, — сейчас будет что-то вроде Совета… Совета бригадиров. Пожалуйста, поруководите им. А я доложу два вопроса.
— А что такое Совет бригадиров? Что за организация такая?
— Сам не знаю.
Корольков встал и постучал по столу.
— Рассаживайтесь поскорее… Вот что, друзья, сейчас открываю Совет бригадиров. Кому он будет подчинен, по какой линии — не знаю. Вроде консультация при главном инженере треста. Во всяком случае, вреда от него не будет. Нет возражений?
— Нет, — первым ответил Гнат.
— Тогда начнем. Сейчас Виктор Константинович что-то расскажет. Пожалуйста!
— Мне нужно получить от бригадиров два совета, — начал я, коротко рассказав о встрече со сварщиком, и попросил Совет решить, какого наказания заслуживает Копылов.
Помолчали. Не так-то просто подсказать начальству, как наказать своего товарища.
Гнат, откинувшись на спинку стула и глубокомысленно посмотрев на меня, спросил:
— А скажи, инженер, ругал он тебя или рядом с тобой ругался?
— Нет, на лестничной клетке.
— Что ж, и вообще нельзя на стройке выругаться? Даже в воздух? — искренне удивился Гнат. — А раствор собрали или он пропал?
— Собрали.
Гнат покровительственно посмотрел на меня:
— Так скажи, инженер, за что наказывать Копылова?
Я не сразу нашелся что ответить. Действительно, на фоне того безобразия, которое творилось на стройке, поступку Копылова можно было не придать значения. Заговорили вполголоса между собой бригадиры.
Вдруг встал сам Копылов:
— А я считаю, что виноват… Правильно поднимает вопрос главный инженер, нарушил я трудовую дисциплину.
Все смотрели на Копылова.
— Это точно, виноват. А вот вы, Виктор Константинович, виноваты, что спрятались от этой стройки, да еще в такой момент? Или нет? Мне вот интересно это знать, — с вызовом спросил Копылов.
Я поднялся. Мы стояли с Копыловым друг против друга.
— Я тоже виноват.
— Хорошо, — сказал сварщик. — Это делает честь нашему инженеру, что при всем народе он признал свою вину. — Он усмехнулся: — Значит, тут, на Совете, осталось определить, какую кару должен понести каждый из нас…