— Не понимаю.
— Ах, не понимаете, — дожимал Морозов. — Повторяю еще раз: почему мы не применяем для устройства стяжки механизмы? Тебе ясен вопрос, Корольков?
— Ясен.
— Тебе, Беленький?
— Могу сказать…
— Подожди, — перебил его Морозов, — можешь хоть раз прямо ответить: ясен вопрос?
— Черт с тобой — ясен.
— Почему же вам вопрос не ясен? — спросил меня Морозов. — Что тут непонятного?
Я молчал.
— По-то-му, — раздельно произнес он, — что эта ваша «поэтажная» технология не дает возможности применить большой механизм, и потока у нас из-за этого никакого нет… Бригада кончает корпус и переходит на другой — это называется поток? А куда же ей, на Луну переходить?
— Вас срочно просит к телефону Левшин.
Я обернулся, сзади меня стояла нормировщица.
— Ну вот, — насмешливо сказал Морозов. — Есть возможность ретироваться…
— Передайте, пожалуйста, что я ему позвоню минут через десять.
— Каков сегодня наш главный инженер! А? — Морозов оглядел собравшихся. — Не выгоняет, великодушно слушает!.. Так вот, хватит нам в бирюльки играть. Поток наших работ должен быть таков: бригада Косова в три смены, а не в две, как сейчас, — потому что в первую смену в нижних этажах копаются несколько рабочих, — ведет ускоренный монтаж; потом приезжает специализированная бригада Гната с машиной для сверления отверстий и за сутки… слышишь, Гнат?
— Слышу, давай дальше.
— За сутки просверливает все отверстия. За ней приезжает специализированная бригада по стяжке и с помощью машины за трое суток делает стяжку. Потом движется бригада плотников, человек двадцать с прорабом, выполняет все столярные работы и так далее… Это будет поток. Так, Гнат?
— Может быть.
— Так, Беленький?
— Конечно, если разобраться…
— Так, Беленький?
— Да.
Морозов не спеша опросил всех. Ответы были разные.
— Ну, а вы, Виктор Константинович? — спросил наконец он меня, впервые называя по имени и отчеству.
Я не был готов ответить, так и сказал Морозову.
— Ну что ж, подождем, пока вы с Владиком запросите электронно-счетную машину. Так, что ли?
Я опять не нашелся что ответить и промолчал.
Морозов усмехнулся, похлопал рукой старенький растворонасос и направился к воротам. Сделав несколько шагов, он вернулся.
— Здесь вы проявили себя смелым человеком. Не случайно ли это? А? Хватит ли смелости у вас сейчас созвать техсовет по этому вопросу и, кстати, извиниться при честном народе за то, что выгнали меня с совещания у Анатолия?
Дома меня ждала сердитая Маринка. Она сделала мне строгий выговор — возмущалась, что я даю Тёшке много сырого мяса.
Когда этот вопрос был улажен, я и Тёшка клятвенно заверили Маринку, что ее указания будут неукоснительно выполнены, — она немного смилостивилась:
— Дядя Витор, мама передала, чтобы вы послезавтра в семь часов вечера были дома. Она сказала, что у вас послезавтра день рождения… Ох, какой она вам большой торт печет! Только вы меня не выдадите, что я вам про торт рассказала?
— Клянусь, Маринка!
Она недоверчиво посмотрела на меня:
— Вы как-то тоже обещали не говорить, а рассказали. Мне мама выговаривала… Мама говорит, что торт будет из четырех слоев.
Маринка пояснила мне состав каждого слоя, особенно подробно остановилась на самом верхнем, шоколадном.
— До свидания, дядя Витор! До свидания, Тёшка!
Мы почтительно попрощались, подождали несколько минут. Я посмотрел на Тёшку, Тёшка на меня — и направились к холодильнику, где лежало мясо.
Я сажусь в кресло… День рождения, день рождения! Странно, как они узнали? Я никогда об этом дне никому не говорил; может быть, только Вике.
Восемь часов. Сейчас, как всегда, она позвонит… Между прочим, она все же оформилась в Управление обеспечения. Ведь по телефону заявила, что не будет там работать. В самом деле, странно. Спросить ее сейчас, что ли?.. Нет, не нужно. Пусть себе работает у Анатолия — мне-то все равно…
Анатолий, наверное, ее уговорил. Он поступил тогда красиво. А ты, миленький, раскричался.
Восемь пятнадцать. Странно! Спешат часы, что ли? Я набираю «100».
— Двадцать часов… шестнадцать минут, — раздается резкий женский голос.
Позвонил телефон. Ага, Вика!.. Только, пожалуйста, не спрашивай ее ничего, а как обычно: «Здравствуй, Вика!»
Я снял трубку:
— Слушаю?
— Я к тебе, Виктор, — в трубке слышится голос моего друга Аркадия. — Алло, алло! Чего ты молчишь? Алло!..