Он молчал.
— Тем более, — спокойно сказал Лесовский, — что стенка действительно запроектирована с большим запасом.
Еремеев снова вскочил.
— Садитесь, Аполлон Бенедиктович, — приказал Уваров. — Ведь нельзя же со всеми ссориться.
— Дело, конечно, не только и не столько в стенке, — сказал я. — У Анатолия Александровича Смирнова было интересное предложение, — ядро жесткости в высотном доме выполнить не прямоугольным, а в виде трубы. Это дало бы возможность применить подвижную опалубку. Очень большая экономия труда получается. Кроме того…
— Все это так, — задумчиво произнес Уваров, — но такие вопросы я не правомочен решать. Да и вы, наверное, за всех строителей не можете говорить. Верно?
— Верно.
— Вот видите.
— Извините, Александр Иванович, что я вмешиваюсь в разговор, — поднялся Топорков, — лучше нам сузить задачу. Вот сейчас начинается проектирование двух наших уникальных объектов — попробуем на них. Это и вы, и Виктор Константинович решить можете.
Я благодарно посмотрел на Топоркова. Вот иронизировал я, посмеивался над ним, — а он умнее и деловитее всех ведет себя на этом совещании.
— Как, товарищи? — спросил Уваров.
— Дельное предложение, — сказал Лесовский.
— Ни в коем случае! — продолжал свою линию Еремеев.
— Попробовать можно, — поддержал кто-то.
Уваров задумался. Потом, хорошо улыбнувшись, подытожил:
— Ладно, дожали нас. — Он озабоченно посмотрел на часы. — Ого, все, товарищи. Мне нужно бежать… Аполлон Бенедиктович, ясно?
…Анатолий сидел на скамейке у входа.
— Извинялись, наверное, за меня? — вызывающе спросил он. — Да еще, наверное, упрашивали?
Я промолчал.
— Это вы всегда так, этим и берете, гордости никакой!
— Гордости? — переспросил я.
— Да, гордости!
— А разве оскорблять людей — это правильно, Анатолий Александрович? Зачем вы ему сказали, что он вредитель?
— Вредитель настоящий, и сейчас повторяю… Извинились за меня?
— Извинился.
— Ну вот видите! Добренький вы, терпеливый очень.
— Вы знаете что, Анатолий Александрович, если б вы даже сейчас обвинили меня в трусости, как сделали когда-то, все равно вы не вывели бы меня из терпения.
Мы вышли на улицу.
— Посоветуйте лучше, что мне делать с Морозовым, — попросил я его.
— Вот-вот! — Анатолий встрепенулся. — Человек вам нахамил, а вы, вместо того чтобы его одернуть, привести в чувство, сейчас думаете, что он там полезного предлагает. Поехать на его объекты нужно, найти непорядок и высечь его!
— Ну что вы?! Да, завтра вам нужно быть в мастерской Еремеева, вместе с вашим начальником участка.
— А идите вы знаете куда? — Анатолий ускорил шаг, размахивая руками, как будто отталкивая кого-то. Но, пройдя несколько шагов, остановился. С ненавистью глядя на меня, резко сказал: — Вы и Вику уже совсем измучили вашими благостями.
— Вику?
— Да-да, Вику! Ну споткнулся человек в жизни. Можно ли быть таким непогрешимым, так любоваться собой, чтобы не простить девушку!
— Откуда вы знаете?
— Знаю, знаю. Она мне рассказывала. Мы с нею подружились. А что? — с вызовом спросил Анатолий. — А что? Я, если хотите знать, люблю ее… Разве такую девушку можно не любить?!
…В четыре часа у меня была назначена встреча с Яниным.
— Вы не забыли, Том Семенович? — позвонил ему я из автомата.
— Как забыл? Что забыл? — испугался он. — Вашу телефонограмму держу все время в руке.
— Это со вчерашнего дня держите? — спросил я.
— Со вчерашнего? Конечно, со вчерашнего, не выпускаю, точность прежде всего. Буду на хирургическом корпусе ровно в шесть.
— Какая же это точность, Том Семенович? — я рассмеялся. — Телефонограмма прибыть не в шесть, а в шестнадцать.
— Как в шестнадцать? Что?.. Телефонограмма-то вот, у меня в руке. В руке, я вам говорю!
— Посмотрите ее, Том Семенович.
— «Посмотрите»? Что «посмотрите»? Ну сейчас посмотрю, ровно в… не понимаю, — упавшим голосом сказал он, — не понимаю… Тут напечатано… ага! — радостно закричал он. — Понимаете, тут перенос, понимаете, «шест» и на другой стороне «надцать». Я тут ни при чем… Все знаю, сейчас выезжаю.
На хирургическом корпусе я Тома Семеновича не застал. В прорабской было пусто, надрываясь, звонил телефон. Я снял трубку.
— Слушаю.
— Семенов, это ты? — раздался голос Янина.
— Том Семенович, где вы?
— Как где? Что где? — закричал в ответ Том Семенович. — На хирургическом корпусе. Где же мне быть? Жду вас… А, вот видите, и вы забыли. — В его тоне я уловил радость и вместе с тем сочувствие, какое обычно появляется у людей к своим собратьям по болезни.