— Побежите жаловаться? — спрашивает он. Сквозь толстые очки на меня уничтожающе смотрят огромные черные глаза.
— Побежим, Аполлон Бенедиктович.
— Так я и знал… Вы же не отстанете… Не отстанете?
— Не отстанем.
— Ладно, черт с вами, — вздыхает он. — Дам вам на съедение конструктора проекта. Делайте с ним что хотите. Он такой же сумасшедший, как и вы, — помешан на разных экономиях.
— Нам бы хотелось, Аполлон Бенедиктович, чтобы вы тоже участвовали. Так сказать, опыт, авторитет. А потом, просто приятно…
— Еще и издеваетесь! — гремит главный инженер. — Слушай, Гасан, забирай к себе эту компанию, и чтоб я ее больше не видел.
Он грозно смотрит на меня, потом вдруг улыбается:
— Если что выйдет путное, буду очень удивлен… и… рад.
Гасан молод, худощав, симпатичен, деловит, умеет, когда это нужно, молча выслушать собеседника. Пожалуйста, добавьте сюда любые качества, которые вам приятны в человеке, — таким окажется конструктор, данный нам Аполлоном Бенедиктовичем на съедение.
— Ты смотри, слышишь?! — кричит ему вслед Аполлон Бенедиктович, когда мы уходим.
— Слышу!
— Так вот, Гасан… — я вопросительно смотрю на него.
— Можно просто так, отчество у меня трудное, вы его все равно не запомните. — Он освобождает стол.
— Начинать все сначала? — спрашиваю я.
— Нет, не нужно. О вашем тресте тут много говорят… Больше, правда, ругают, — он доброжелательно улыбнулся. — Но когда-то нужно начать! Вообще, наверное, придет время — строители и проектировщики будут работать вместе, в одном объединении.
— В одном объединении? — повторил я. — Это очень интересная мысль. Мы до этого не додумались.
— Общая ваша идея мне понятна, — продолжает Гасан. — Вы хотите на ранней стадии, когда архитектор еще только набрасывает эскизы, уже начать экономить труд будущих строителей. Что вы предлагаете конкретно по дому министерства?
— Позвольте мне? — спросил Топорков.
— Да, конечно, конечно, — облегченно вздохнула Вика и передала Топоркову папку с эскизами и расчетами.
— Первое: запроектировать ядро жесткости не прямоугольным, как всегда, а круглым. На устройство опалубки прямоугольного ядра уходит примерно девять тысяч человеко-дней, ядро же в виде трубы даст возможность применить передвижную металлическую опалубку. — Топорков посмотрел на конструктора.
— Дальше, пожалуйста.
— Сразу предусмотреть применение пневмобетона — он уменьшает трудоемкость на сорок процентов. Перегородки делать не из отдельных камней, а сборными. Ничего, пусть заводы постараются. Арматурные каркасы…
Топорков перечислил всю программу Анатолия.
Я слушал ровный голос Топоркова и вдруг увидел эту стройку. Медленно, но непрерывно, круглые сутки, ползет огромный барабан подвижной опалубки, в его полые стенки по шлангу подается пневмобетон; вниз движутся металлические формы винтовой лестницы, а на крюке крана висит готовая перегородка.
— Итого, — бубнит Топорков, — будет сэкономлено двадцать семь тысяч пятьсот человеко-дней, сто рабочих — год…
«Сто человек, так мало?» — спросит, может быть, кто-нибудь.
Мало? Эти рабочие смонтируют двадцать четыре жилых дома. Двадцать четыре!.. Вот они освободились, стоят и смотрят, как неумолимо ползет вверх опалубка, открывая светлую сероватую поверхность бетона; сейчас они уедут и начнут монтировать свои двадцать четыре дома.
Но боже мой, сколько сил, энергии, нервов нужно затратить, чтобы увидеть наяву такую стройку!
Если бы был такой главный лозунг: «Все для экономии труда!» И проектировщики, строители, заводы — все работали бы на него.
«Экономия труда!» — эти два магических слова открывали бы все двери, заставляли бы улыбаться всех секретарей, которые стерегут их.
…Мы вышли на улицу. Топорков попрощался.
— Что мне сказать Анатолию Александровичу, если он позвонит? — спросила Вика.
— Скажите, что сейчас еду в трест и порву его заявление. А за то, что он сделал, я готов принести ему тысячу, так и передайте — тысячу извинений, хотя, честное слово, я не знаю, за что…
Вика опустила глаза.
— Ты не виноват перед ним, Витя, — мягко сказала она.
…В тресте я бросил заявление Анатолия в корзину.
Глава восемнадцатая
Удачи не ходят в одиночку
Ялта, 22 августа
Пишу тебе мое последнее письмо, Виктор!
Они все поехали меня провожать: профессор Виленский, Тоня, Соколов, директор Читашвили и даже медсестра Зина. Хотя вчера я попрощался и просил не беспокоиться, не провожать, они все же поехали.