Авария
Леонид Леонидович приехал тридцатого августа. Я стоял у окна. Опаленный августовским зноем, тяжело дышал город. Сверху жарило солнце, снизу, словно огромный калорифер, отдавал тепло асфальт… Но вот вдруг, без особых предисловий — грома, ветра, — на глазах у солнца из, казалось бы, совершенно невинных белых облачков пошел дождь. Он лихо танцевал по улице, набережной.
В комнату быстро вошла Нина:
— Виктор Константинович, он приехал! Только что!
— Кто приехал? — не отрываясь от окна, спросил я.
— Управляющий!
Я быстро обернулся:
— Он у себя? Спрашивал про меня?
— Нет… заперся с Костроминым. — Нина была испугана.
— Ну что ж… — Дождь, словно тоже испугавшись известия, перестал.
— Он приказал, чтобы через час собрались все начальники отделов. О вас ничего не сказал.
— Ну что ж, увидимся вечером.
— На вечер он приказал вызвать начальников СУ.
— Понятно.
Нина не уходила.
— Виктор Константинович, я спросила у него, вызвать ли начальника Управления обеспечения… Он сказал, что не знает такого.
— Понятно. Спасибо, Нина, за информацию. Насколько я понимаю, вы последнее время играли роль бесстрастного секретаря, а тут вдруг разволновались, — я постарался улыбнуться.
— Я спросила его, Виктор Константинович, предупредить ли вас.
— Ну, это уже лишнее.
— Он сказал… он спросил…
— Что?
— Не устала ли я работать секретарем треста, — Нина беспомощно опустила руки.
— Видите, Ниночка, как вредно начальству задавать вопросы, да еще отдохнувшему. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
Она вышла.
…М-да, начало не очень приятное. Всю вторую половину дня я просидел в тресте — мало ли дел! Но если быть честным, я просто ждал, что вот-вот ко мне зайдет управляющий, любезно улыбнется и спросит: «Ну-с, как вы тут без меня? Трудно было?»
Но он не зашел. Вечером явился Костромин.
— Можно к вам, Виктор Константинович? — широко открыв дверь, спросил Костромин, барственно усмехаясь. Но в глубине его глаз я увидел настороженность, словно он все время ожидал от меня окрика.
— Конечно.
Последнее время Костромин избегал встреч, но я не выказал удивления.
— Садитесь, пожалуйста.
Он аккуратно уселся на стул, привычным жестом подтянул отлично выглаженные светлые брюки, вытащил свою красную расческу и осторожно, ласково касаясь своих густых, вьющихся волос, причесался.
— Бумаг много, — сочувственно улыбнулся он, кивая на письма, лежащие на столе. — Страшное дело — бумаги! Правда?..
Я промолчал.
— Приехал управляющий, с сегодняшнего дня я снова ваш заместитель. Так что вот сводка. — Он вынул из кармана сколотые листки. — Вот, пожалуйста.
Я взял листки и, не читая, положил их в сторону.
— Хорошо.
Он помедлил.
— Я хотел бы с вами поговорить. Только… — Костромин остановился, подбирая слова. — Это будет очень откровенный разговор. — Он выжидающе посмотрел на меня. — Вы не хотите мне помочь… все молчите. Ну, тогда дайте мне слово, что вы никогда, ни при каких обстоятельствах не вспомните о нашей беседе.
— А может быть, раз все так сложно, вообще ее не начинать? — устало сказал я.
— Нет, это очень нужно.
— Хорошо, даю слово.
— Ну вот и ладно… — Костромин доверительно усмехнулся. — Вы знаете, Виктор Константинович, за последнее время вы очень переменились. Мне кажется, что вы перестали так доверчиво, как раньше, относиться к людям… в частности, ко мне… А напрасно, я и Леонид Леонидович к вам очень хорошо относимся… Вы усмехнулись. Не согласны?
— Я вас слушаю.
Костромин вздохнул:
— Трудная у меня миссия при вашем настроении… Но я все же попробую. Задумывались ли вы, Виктор Константинович, над таким вопросом: какими должны быть взаимоотношения управляющего и главного инженера и почему вообще в трестах существует такая штатная единица — «главный инженер»?.. Вот я работал двадцать лет главным инженером треста… Были у меня разные управляющие. Вы еще учились в школе, вам ведь еще нет тридцати?
— Нет.
— …Этим трестом командовал Базулухов. Он не любил заниматься текущими делами. Наверное, если сказать точнее, он вообще не любил работать. Какое это сейчас существует слово?.. Ах, да — «вкалывать»! Так вот, Виктор Константинович, я тогда «вкалывал» за себя и за него. Работал день и ночь. Базулухов был мною доволен…
Костромин вынул из кармана пиджака аккуратно сложенный белейший платочек и осторожно отер лоб.