— Когда вы только окончили институт, в трест пришел второй управляющий — Николай Николаевич. Ну, о нем вам рассказывать не нужно… Николай Николаевич взял все в свои руки. У него хватало энергии на двоих. Тогда я стал его тенью, многие считали, что я бездельничал… Глупости это! Глупости! — снисходительно повторил Костромин. — Я просто выполнял волю управляющего, он тоже был мною доволен. Теперь у нас Леонид Леонидович, это большой и умный работник, я делаю, что он велит. Мы с ним друзья.
Костромин легко встал и прошелся по комнате.
— Наш трест всегда выполнял план, — строго сказал он. — При всех управляющих и при таком негодном главном инженере, каким, вероятно, вы считаете меня. А я горжусь, что руководители дорожили мной… Да, я работал на управляющего, и это правильно. Это закон для главного инженера. Управляющий за все отвечает.
Костромин снова подошел к столу, сейчас в его глазах не было и тени боязни.
— Как же думаете вы? Идти все время против воли управляющего? Подчиняясь ему в оперативных вопросах, в главном, в технической политике гнуть свою линию?
Я впервые видел Костромина таким возбужденным.
— Кроме управляющего и главного инженера есть еще дело, — медленно сказал я. — Мне тоже хотелось бы, чтобы управляющий был мною доволен. Очень хотелось бы! Но интересы дела — главное. Если хотите, идя в интересах дела против управляющего, главный инженер выполняет свой долг и перед ним.
— Вы хотите, мой дорогой, чтобы я и в свои лета поверил наивной сказочке, что есть люди, которые работают только для дела и ничего, ничегошеньки, хоть настолько, — Костромин показал конец пальца, — для себя? По-вашему, есть такие люди?
— Нет, по-моему, таких людей нет.
Костромин вопросительно поднял брови.
— По-моему, каждый человек, работая для дела, что-то получает и для себя. Например, получает удовлетворение, когда осуществляются его предложения или когда он видит результат своей работы. У такого человека полнее, интереснее жизнь…
Костромин насмешливо улыбнулся:
— Это все, дорогой, высокие материи.
— Согласен — высокие… Ну и что же? Ведь вы предложили мне поговорить об инженере, главном инженере! И уж коль мы начали говорить о нем, нам не уйти и от такого, тоже высокого, понятия — польза дела. Инженер должен быть абсолютно уверен, что его работа полезна… Конечно, чудесно, если при этом инженер угоден начальству, но полезность его работы — первое и главное.
Костромин помрачнел.
— Может, мы спустимся на землю, уважаемый Виктор Константинович, — сказал он едко. — Мы еще пока находимся на земле, а не на другой планете. Мне хотелось в ваших же интересах поговорить с вами откровенно, а вы — «полезность»… Разве главный инженер, который всегда выполнял план, работал не ради пользы дела? — Костромин разволновался, его, очевидно, очень задели мои слова. — Чепуху вы, простите меня, мелете. — Он встал, подошел к окну и глухо заговорил: — Вы думаете, я так безнадежно отстал, что не понимаю полезности того, что вы сейчас делаете? Я понимаю… Наверное, Леонид Леонидович тоже понимает. Диспетчерская нужна — согласен; кое-что из предложений, может быть, надо внедрить. — Он повернулся и, присев на подоконник, продолжал: — Но когда вы замахиваетесь на организационные основы треста, когда вы этой самой новизне подчиняете всю работу, — он взмахнул рукой, — я против… против! Рано или поздно вы сорвете выполнение плана. Вот увидите.
— Хорошо, давайте поговорим о плане.
Я тоже встал и подошел к окну. Оно было широкое, во всю стенку.
— Вы ведь знаете, Владислав Ипполитович, как мы выполняем план… У нас систематически, несмотря на запрещения, рабочие и прорабы работают сверхурочно; копа сдаются объекты, а они сдаются ежемесячно, мы устраиваем штурмы. Сколько так может продолжаться? Ежегодно нам увеличивают план на десять — пятнадцать процентов. Хорошо, в этом году план выполним, а через год, через три нам нужно будет увеличить объем строительства на одну треть. Как мы это сделаем? Скажите, Владислав Ипполитович, как? Ведь вы знаете, что рабочих нам получить неоткуда?
Но Костромин уже справился с волнением.
— Я не могу, дорогой Виктор Константинович, заглядывать так далеко. Три года для моего возраста слишком большой срок. И не для этого я начал разговор… Итак, вы настаиваете на своем. Придется еще кое-что вам открыть, но помните, вы дали слово. То, что вы сейчас делаете, уже один раз нам предлагали. Мы посоветовались с Леонидом Леонидовичем и сказали: пожалуйста, снимите план, создайте нам особые условия, будем заниматься новым. На это никто не пошел, и мы отказались…