— Извините, пожалуйста, можно сесть?
— Пожалуйста.
— Гребенков, — представляется молодой человек.
Я стараюсь вспомнить, почему мне так знакома эта фамилия — Гребенков, но не могу. Тогда почему эта фамилия вызывает у меня настороженность?
— Очень приятно, — неопределенно отвечаю я.
— Вы на меня не сердитесь? — спрашивает он.
— Нет.
— Странно! — Гребенков испытующе смотрит на меня. — Так вот какой вы! Просто мочи нет, последнее время работать не дают. Все звонят, спорят…
— Ну, а ты, Соков? — спрашивает Ротонов. — Давай поскорее.
Ему надоела процедура опроса, он торопит всех.
Соков встает:
— Я за то, чтобы применять все предложения… но вот у нас на стройке сегодня не были, а мы тоже хотели кое-что предложить.
— Все звонят, спорят, — повторяет Гребенков.
— А вы не обращайте внимания, — советую я Гребенкову.
— Смеетесь!
Он еще некоторое время сидит возле меня. Но вот опрос закончен: тридцать восемь «да» и три «нет».
Гребенков встает и подает мне руку:
— Очень интересно и поучительно было. Спасибо!
— Вы что, не знакомы с Гребенковым? — спрашивает Васильев, когда Гребенков уходит. — Это же редактор многотиражки.
— Что? Черт подери!
Васильев улыбается:
— Ничего… Слышали? Поучительно, сказал, было…
Когда мы уже шли к автобусу, Васильев вдруг сказал:
— Я думаю на завтрашнем партсобрании рассмотреть первые итоги экономии труда… Как вы считаете? Сегодняшний объезд многое показал… — Он остановился. — Сделайте доклад, хорошо?
— Хорошо.
В весьма радужном настроении я приехал в трест. В кабинете у меня сидел Костромин.
— Два часа тому назад, — резко сказал он, — пока вы лихо возили прорабов по объектам, на строительстве у Сокова с крана сорвался блок. Он упал на лестницу и сбил марши всех восьми этажей…
Я вскочил:
— Люди?
— Люди?.. Вам повезло, жертв нет…
Уже не слушая его, я бросился к двери.
— Одну минутку, — он задержал меня за руку. — Вам не нужно никуда мчаться. Туда сразу выехал я. Оказывается, прораб Соков без соответствующего оформления применил новую траверсу. Совсем не важна истинная причина падения блока. Понимаете, нарушены правила техники безопасности. — Он выпустил мою руку. — Подумайте, вам еще раз предлагают мир и согласие. Такие аварии, как сегодня, подстерегают вас каждый час, каждую минуту. — Он подошел к двери и взялся за ручку. — Хорошо, когда в таких случаях вам помогает авторитетный человек. А если этот человек… Помните наш недавний разговор? Подумайте до утра, дорогой. Утром я зайду к вам за разумным ответом. Слышите? Разумным?
Костромин вышел.
На стройке меня встретил Соков:
— Что теперь будет, Виктор Константинович?
— Пойдемте.
Мы поднялись на восьмой этаж, лестница уже была ограждена. Я подошел к месту аварии. Странно одиноко висели лестничные площадки, а далеко внизу лежали сбитые марши.
— Как это случилось? — спросил я Сокова.
— Из блока выдернулась петля… вы не верите?.. Это действительно странно, но блок внизу, вы его можете посмотреть.
— Подымите марши, — нарочито спокойно сказал я (Соков еле стоял на ногах). — Приварите к площадкам уголки и обоприте на них марши… Я сейчас прикину, какой нужен номер уголка.
— Тут был Костромин, — удрученно сказал Соков. — Он передал распоряжение управляющего ничего не делать до утра… Он записал это в журнал работ.
— Почему?
— Он увидел новую траверсу. И потребовал акт испытания траверсы.
— Ну?
— Испытание мы провели, а акт не составили.
— Почему?
— Хотели поскорее ее применить, чтобы ускорить монтаж… Что теперь будет, Виктор Константинович?
В это время к нам быстро подошел Морозов, лицо его было перекошено.
— Что ты наделал? — не здороваясь, закричал он. — Ты что, под суд хочешь? Кто тебе разрешил работать с траверсой без оформленного акта?
Соков низко опустил голову.
— Полегче, Морозов, тут криками ничего не возьмешь… Полегче, — повторил я. — Траверса ни при чем: оборвалась петля на блоке.
Он медленно обернулся ко мне:
— Это вы?! Снова вы! Я вижу, вы сочувствуете Сокову? Ну что ж, вы можете и тут показать свою хваленую смелость… Выручите его, выручите! У вас для этого есть все права… Костромин сказал, что против Сокова будет возбуждено уголовное дело.
Я посмотрел на Сокова. Он казался совсем старым и потерянным.