Наконец я поднялся и медленно прошел в свою комнату. На столе у меня лежала записка — узкие буквы с наклоном, это писала Елена Ивановна.
«В.К.! Вам несколько раз звонила какая-то женщина. Кажется, она уезжает сегодня или что-то в этом роде.
Е.И.»
Звонил телефон, долго, настойчиво.
— Да, слушаю, — я снял трубку.
— Анатолий говорит… Вика уехала, она звонила вам, но… — Анатолий кашлял. — Она просила вам передать… — снова кашель.
Наверное, я должен был переспросить, что она передала. Спросить, куда поехала. Но я молчал, странная апатия охватила меня.
— Спасибо. — На этом мы закончили разговор.
Телефон звонил еще много раз, но я уже не снимал трубку.
Когда Вика пришла ко мне в первый раз? В первый раз… Да, конечно, это было во время моего прорабства.
— Романов, — сказал тогда начальник участка, озабоченный и, как потом я понял, несколько рассеянный средних лет человек, — вот твой новый прораб.
Бригада сидела «на перекуре».
— Третий уже на этом доме, Иван Васильевич, не многовато? Да все равно, — Романов поднялся, протянул мне руку.
— Нефедов, — представился я, — Виктор… Константинович.
— Ты вот что, Романов, нажми с кирпичной. К концу месяца нужно закончить… — Начальник участка что-то еще хотел сказать, но снизу уже звали его к телефону. Он ушел.
— Я хотел бы… — начал я заранее заготовленную речь, но Романов, как будто меня не было, тихо сказал:
— Ну, конец перекура. — Он первый поднялся, за ним пошли остальные.
Я остался стоять один на перекрытии.
Как обычно развиваются в таких случаях события? Есть несколько вариантов. Первый: я проверяю работу, нахожу, что кирпичная кладка идет плохо, указываю это бригаде; все соглашаются, и я завоевываю авторитет… Я проверил — кладка шла хорошо. Второй вариант — на стройке перебой с завозом материалов. Я организую все как следует, бригада это видит, благодарит за помощь… Но на стройку материалы поступали точно по графику. Может быть, механизмы? И кран работал отлично. Я попросту не был нужен на стройке, меня не замечали.
Так прошло несколько дней. Часто звонил начальник участка, требовал ускорить кладку.
— Ну что такое — восемь тысяч? — выговаривал он мне. — Это всего по четыреста штук на человека. Это он специально так делает! Вы его потрусите!
Я шел наверх «трусить» Романова. Внизу я много ему мог сказать, но, когда поднимался на четвертый этаж, где шла кладка, я молчал. Я никак не мог преодолеть психологический барьер, который отделял меня, только две недели назад каменщика, от прораба. Только что я был рядовым рабочим, был подчинен всем: звеньевому, бригадиру, мастеру и дальше всем по восходящей лестнице. «Витя, ты становись на этот простенок!», «Э нет, Виктор, на тот!», «Шестой ряд кирпича сними — плохо», «Вот сейчас хорошо!»
Это подчинение не было мне в тягость, вроде даже чувствовал я себя устойчивее в жизни. И вот прошло всего две недели, я защитил диплом. Напечатали на машинке несколько строк приказа, привели на стройку, сказали: «Командуй». А как это — «командовать», я не знал.
Даже кладовщица Маша и та спрашивала Романова, на какие часы заказывать раствор, — со мной никто не говорил.
Только один раз Романов и его помощник Василий (Васька, как его все звали), лохматый, дурашливый парень, обратил на меня внимание. Это случилось в прорабской во время обеденного перерыва. Мой рацион был тогда весьма ограничен — получки еще не полагалось, остатки стипендии на исходе — молоко и хлеб.
— Молочко пьют, — сказал, усмехаясь, Васька.
— Вегетарианец? — спросил Романов.
— Да, знаете…
Получку кассир выплачивал в прорабской. Бригада хорошо заработала, настроение у всех было повышенное, никто не уходил. Кассир начал прощаться.
— Извините, — сказал я. — Мне вы зарплату не привезли?
— Там что-то со штатным расписанием не в порядке. Бухгалтер сказал, что выплатит вам через неделю.
— Через неделю! — ужаснулся я.
— Ничего, — небрежно пряча получку в карман, сказал Васька, — папочка на молочко даст.
Но у Романова глаз был острее. Уже на улице он догнал меня:
— Может быть, возьмете? — Он протянул мне несколько красных бумажек. — Отдадите через неделю.
Сколько я одалживал у моего бывшего бригадира Миши, тут я не мог.
— Ну как знаете… Только напрасно.