— Как это сиял? — возмутился Сарапин. — Хорошенькое дело, человек на тебя рассчитывает, а ты его подводишь. Как это — предложил, а потом вдруг снял?!
— Мне можно сесть, вроде никто не приглашает, — пошутил Ким. — Вы напрасно, Григорий Владимирович, на меня кричите. Я ведь об этом уже говорил Виктору Константиновичу.
— Как говорил? Это верно, Виктор Константинович?
Я встал, подошел к столу. Дождь перестал, над стройкой, словно большая разноцветная арка моста, висела радуга, такая неожиданная. Она будто напоминала, что в этом мире техники есть еще природа со своими удивительными и кажущимися наивными явлениями.
— Смотрите… радуга! — не удержался я.
Сарапин приподнялся, посмотрел в окно и тут же вернул нас к делам людским.
— Радуга — это хороший знак. У нас тут все хорошо закончится, правда, Виктор Константинович?
Я вдруг увидел через окно Морева, он быстро шел к нашей конторе. Кое-что начало проясняться.
— Извините, я не ответил на ваш вопрос. Да, Ким уже меня предупреждал.
— Так, выходит, мои мальчики не так уж плохо себя ведут. — На лице Сарапина появилась многозначительная улыбка, та самая, о которой все говорили: «мудрая улыбка». — Подожди! — прервал Сарапин Кима, который начал было рассказывать о венгерских строителях. — Мы ведь не закончили. А предложение бригады Роликова, на которое ссылается Виктор Константинович?
— Роликов болен. Я сейчас Морева позову. — Ким вышел, и в комнате на минуту повисла неловкая пауза.
Пришел Морев. Он наотрез отказался обсуждать предложение бригады.
— Было, — сказал он мрачно. — Нас высмеяли. Сейчас об этом нечего говорить.
— Понятно. Дело тут, выходит, ясное, — твердо сказал Сарапин. — Раз люди снимают свои предложения, то тут копья ломать нечего. Что у тебя, Быков?.. Давай поскорее, и так много времени ушло.
— Была договоренность, чтобы фирмы вели только шеф-монтаж. Сейчас какие-то странные разговоры с венграми и болгарами… с польской фирмой тоже. Короче — ни о чем нельзя договориться, каждое принятое решение отменяется… Так работать нельзя.
— Это ты глупости, говоришь, Быков. Вот мы сейчас по технологии за полчаса договорились. Виктор Константинович, — человек разумный, не такой, как ты. Если ему докажешь — он не спорит. А об участии фирм я и говорить не буду. Да будет тебе известно, что этот вопрос решался самим Виктором Константиновичем. Ему предложили выбор, он сам решил — шефмонтаж, самый минимум участия иностранных фирм. Главк утвердил, и сейчас об этом спорить смешно. Мало ли о чем Виктор Константинович захочет говорить с фирмами, на то он начальник этого строительства. Но свое слово, решение главка он нарушать не будет. Это заруби у себя на носу, Быков… А в главк идти жаловаться, Быков, запрещаю. Слышишь?.. Повторяю: слышишь?
— Слышу.
Сарапин встал.
— Я к вам еще зайду, Быков и Ким, и к тебе, Морев. — Он подождал, пока они вышли. — Я тут командовал и за тебя и за себя, Виктор. Ты уж извини… Очень тебя прошу, посмотри, все против: Быков, Ким, Морев, я. Знаю, что ты человек принципиальный, но в том твоем тресте хоть секретарь парторганизации был за тебя… Тут, я слышал, секретарем несколько дней назад выбрали Роликова. А ведь он… Ну, ты его всерьез не принимал…
Мы стоим с Марией перед большим заброшенным зданием, замком бывшим, что ли.
— Слышишь, Виктор, слышишь? (После моего телефонного сватовства Мария перешла со мной на «ты».)
— Что?
— Как говорят камни…
Я прислушиваюсь — все тихо. Об этом я докладываю Марии.
— Ох какой ты рациональный… Никакой фантазии!
— Ах рациональный, без фантазии, тогда слышу, все слышу!
— Камни говорят, правда?
— Говорят, конечно.
— Что же они рассказывают?
— Жил-был князь…
— Старый? Молодой?
— Не перебивайте меня, Мария… Князь, уже немолодой, на склоне лет… И влюбился он в одну бедную девушку красы неописуемой, глаза как звезды…
— Ну, это не нужно, перебивает меня Марий. — Суть дела?
— …а княгиня ревнива была отчаянно. Последний раз заплела свои черные косы — княгиня была тоже красива, только постарше…
— Примерно сколько лет?
— Этого камни не говорят… просто постарше. И как пришел вечером князь, подала она ему чашу вина. «Возьми, — говорит княгиня, — подкрепись, устал, наверное, на своей оперативке…»
— Оперативке? — переспрашивает Мария.
— Извините, это я по привычке… Говорит она так: «На своей думе с боярами притомился ты». А князь ни в какой думе не был, а проводил время с любимой. Об этом у княгини была точная информация.