Мимо нас прошли экскурсанты. Экскурсовод, худая женщина с помятым и скучающим лицом, бодро рассказывала историю замка. Оказывается, строил его купец…
— Вот тебе и раз! — рассмеялась Мария. — А вы говорили — князь!
Мы подождали, пока экскурсия прошла.
— Дальше… Или это все? — спросила Мария.
— Полгода я думал над тем, каким образом привлекать к строительству иностранные фирмы. И принял решение, как показалось мне тогда, правильное, только шефмонтаж, то есть — консультация. Почему?.. Трусость, производственная трусость… Есть и такая. Могут быть несчастные случаи на стройке — тогда ответственность двойная. Потом сложное будет очень управление иностранными фирмами. А оказалось, что каждая фирма имеет интересные предложения, которые облегчили бы строительство, в том числе и мою работу.
Экскурсанты возвращались назад.
— …бросилась с башни, — выщелкивала экскурсовод.
— Все-таки кто-то бросился вниз, Мария, не так уж я был неправ…
— Дальше!
— На этом моя исповедь кончается. — Мне почему-то было неудобно, хотелось подкрепить себя шуткой, но Мария не приняла ее.
— Ну и что же? Пожалуйста — конец. Что-то из вас все нужно вытягивать, — капризно произнесла она.
Мы спустились к реке, пошли по узкой дорожке вдоль берега. Мария шла впереди, короткое ситцевое платье, жгут золотистых волос, небрежно свернутых на затылке, делали ее по-домашнему простой, близкой.
— Ну что ж вы?! — Она обернулась и, поймав мой взгляд, досадливо и вместе с тем мягко повторила: — Это ни к чему… Ни к чему… Договаривайте!
— Все! Или почти все. Я пробовал исправить свои ошибки, но прораб, его зовут Ким, отказался от своей идеи. Отказалась от своего предложения и бригада. И все: этот Ким, и начальник СУ Быков, и его трест — против расширения участия иностранных фирм. Сейчас меня вызывают в главк. Они пожаловались.
Дорожка расширилась, и мы пошли рядом.
— Самое главное, что меня никто не зажимал, никто не был против, наоборот — помогали. Я сам от этой помощи отказался. Теперь спохватился, а уже поздно. Вот так, милая Мария… А скажите, чего это вы вдруг пригласили меня сегодня на прогулку? — Я подозрительно посмотрел на нее. — Сейчас утешать будете, снова — «тот не ошибается — кто не работает», да? Или: «обойдется как-нибудь»; может быть: «перемелется — мука будет»?
Но я ошибся. Она не утешала, только мягко спросила:
— Ты знаешь, что сказал Горький о производстве, о труде?
— Нет.
— Он сказал, что труд нужно возвести в степень искусства. Он сказал, что нужно выучиться понимать его как творчество… Подумай над этими словами, Витя. Может быть, все будет выглядеть иначе.
…Удлинились тени, впереди все небо вдруг залилось пламенем, будто горит Вселенная. На холме показались белые всадники. Они несутся на замок, а один, передний, далеко оторвался в этом беге и уже спустился с холма… Мы были совсем одни. Над нами, там, на миллиардном расстоянии, в миллионной галактике, гибли и возникали миры. Я вижу огромные, удивленные глаза Марии.
— Витя, ведь ты меня не любишь… Пойдем, поздно.
И вдруг застыли в своем беге рыцари, не стало галактик и миров. Мы стоим над маленькой пустяковой речушкой, у развалин, высокопарно именуемых замком, а застывшие белые рыцари — это обычные дома, панельные.
— Ты права… пойдем.
У нее погасли глаза, но она еще стоит.
— В чем «права», Витя, что не любишь или что поздно?
— Пойдем, Мария… И не называй меня Витей.
Она послушно пошла вперед. Я знал, что больше ее не увижу.
Разговор в главке был короткий.
— Он все правильно рассказал? — спросил начальник главка, показывая на Сарапина.
— Да.
— В чем дело?
Через открытое окно была видна оживленная площадь» в центре ее Долгорукий верхом на коне показывал рукой место, где должна строиться Москва.
— Я ошибся.
Быков, который сидел рядом с Сарапиным, перестал водить карандашом по бумаге, быстро посмотрел на меня.
— Хорошо, когда так сразу признают ошибки. — Лицо начальника главка чуть смягчилось. — Но этого мало, надо их исправлять. Значит, насколько я понимаю, вы решили удовлетворить требования Сарапина и Быкова?
— Нет.
— Ничего не понимаю, — недовольно сказал начальник главка.
По улице Горького сплошным потоком шли люди… «Тут будем строить», — все показывал Долгорукий.
— Я ошибся, когда отказался от предложений прораба и бригадира. Второй ошибки делать не буду.