«Десять с половиной, geehrter Gen. Виктор», — поправил я его.
«Может, сбросим эту половинку?» — он сильно засмеялся, рюмка уже была четвертая!
«Не могу, geehrter Gen. Виктор, точность прежде всего».
«Хорошо — пусть десять с половиной. Но если б вы не опоздали, то не женились бы на фрау Марте, ей тогда было только двенадцать… нет, одиннадцать с половиной лет».
Ты понимаешь, Марта, он уложил меня на лопатки одним пальцем.
«Geehrter Gen. Виктор! — закричал я. — Вы есть самый умный человек на земле, ничего я не опоздал, я самый счастливый человек на земле».
И тут, Марта, я вынул гарусовую салфетку, которую ты связала для жены самого хорошего человека на стройке, и подарил ему.
«Для жены? — спросил Gen. Виктор. — Вы же знаете, что ее у меня нет».
«Ну, заместительница», — сказал я.
Тут Gen. Виктор снова рассмеялся, вышел в другую комнату и принес два фото.
«У меня и заместительницы нет, geehrter Карл Альбертович. Но вот две знакомые: это Вика, это Мария. Решите сами, кому преподнести эту чудесную салфетку» (так он сказал — «чудесную», Марта). Чтобы разобраться без ошибки, мы выпили еще по рюмочке. Та, что с большими черными глазами, показалась мне весьма хорошей. Я показал на нее. Gen. Виктор вдруг перестал смеяться.
«Ее нет в Москве, Карл Альбертович, я спрячу салфетку и, если она приедет когда-нибудь, отдам».
Я весьма приятно провел вечер, хотя Gen. Виктор, как посмотрел на фото, стал немного печальным. При прощании он взял с серванта маленький самоварчик и сказал, что это на память тебе, Марта.
Когда мы вышли на площадку, снова открылась дверь соседей, но никто не вышел. Gen. Виктор проводил меня к машине.
Вот и все, моя любимая Марта.
Целую,
твой Карл.
Глава десятая
Совещание
По утрам стало неуютно: холодно, неба в привычном понятии нет. Оно не имеет цвета, облаков, а над тобой, рядом, кругом — белесый воздух. Солнца тоже нет.
Такое впечатление, будто природа немного просыпает, запаздывает. Но часам к девяти высоко-высоко открывается милая голубизна неба, сейчас уже слабая и потому немного печальная; лучи солнца мягко касаются лица, словно извиняясь за опоздание, тоже вызывая печальное чувство прошедшего, несбывшегося… Все меняется. Только постоянно одно — движение, одинаковое и летом, и осенью, и зимой.
Я люблю тебя, город, за это мудрое вечное движение во всем — в работе, в жизни…
Ко мне зашел Вяткин.
— Чем обязан вызову столь высокого начальства?
Я встал.
— Не вызову, Гелий Семенович, а приглашению. Хотел с вами посоветоваться.
— Со мной?! — Вяткин насмешливо хохотнул. — Это со мной, маленьким начальничком отделочного СУ?! Ну, что нужно? Говорите! Наверное, уже хотите оштукатурить подвал… Конечно, как же, этот подвал нужен будет через два года, а Вяткин запаздывает со штукатуркой. Посоветоваться?! Молодой вы, да, видно, из ранних.
У него под глазами мешки, много седины в волосах, но небольшие глаза насмешливо искрятся. И в этой насмешке он видит свою силу. Он, Вяткин, уже пожилой человек, до сих пор еще на маленькой должности (ну, не на маленькой, на средней) начальника отделочного СУ, а молодые люди без опыта и навыков шагают через две ступеньки, обгоняя его. И потом еще куражатся: «Хочу посоветоваться!» Да, куражатся! Сказал бы просто: «Ты, Гелий Семенович, мой субподрядчик и давай принимайся за штукатурку, а не то, дорогой, позвоню начальнику главка — шею тебе намылит»… Это правильный разговор — на равных. Он, Вяткин, тогда бы парировал: «А ты стены сдал под штукатурку?! Ах нет, так помалкивай. А то сам обращусь к начальнику главка (он хоть с меня две шкуры снимает, а прислушивается), пожалуюсь, что до сих пор не могу приступить к работе… Это разговор правильный, а то задается — «посоветуемся».
— Ну так о чем вы желаете со мной «посоветоваться»?
Я тоже улыбаюсь. Это злит Вяткина. Его насмешка, выходит, мало действует. И еще, видно, злит Вяткина, что я выхожу из-за стола и сажусь рядом с ним.
— У нас тут спор на стройке возник…
В глазах Вяткина блеснула искорка. («Ах, спор! Ясны теперь эти подходцы — хочешь перетянуть меня на свою сторону».) Вяткин свободнее садится в кресло, закуривает.
— Есть такое предложение: организовать поток по вертикали, — продолжаю я, — работы всех специальностей ведутся в одном ритме…
— «Ритме»? Модное словечко!